|
И он сейчас в младенчестве. Завидно! И Феликса ты вспомнишь: не моргнет, бывало, и всегда в карманах руки. (Да, подлинная старость!) И кольнет. Но что это: по поводу разлуки с Пиладом негодующий Орест? Бегущая за вепрем Аталанта? Иль зависть заурядная? Протест нормального -- явлению таланта? Нормальный человек -- он восстает противу сверхъестественного. Если оно с ним даже курит или пьет, поблизости разваливаясь в кресле. Нормальный человек -- он ни за что не спустит из... А что это такое нормальный че... А это решето в обычном состоянии покоя. IV Как жаль, что архитекторы в былом, немножко помешавшись на фасадах (идущих, к сожалению, на слом), висячие сады на балюстрадах лепившие из гипса, виноград развесившие щедро на балконы, насытившие, словом, Ленинград, к пилястрам не лепили панталоны. Так был бы мир избавлен от чумы штанишек, доведенных инфернально до стадии простейшей бахромы. И Феликс развивался бы нормально. 1965 Фламмарион М. Б. Одним огнем порождены две длинных тени. Две области поражены тенями теми. Одна -- она бежит отсель сквозь бездорожье за жизнь мою, за колыбель, за царство Божье. Другая -- поспешает вдаль, летит за тучей за жизнь твою, за календарь, за мир грядущий. Да, этот язычок огня, - он род причала: конец дороги для меня, твоей -- начало. Да, станция. Но погляди (мне лестно): не будь ее, моей ладьи, твоя б -- ни с места. Тебя он за грядою туч найдет, окликнет. Чем дальше ты, тем дальше луч и тень -- проникнет. Тебя, пусть впереди темно, пусть ты незрима, пусть слабо он осветит, но неповторимо. Так, шествуя отсюда в темь, но без тревоги, ты свет мой превращаешь в тень на полдороге. В отместку потрясти дозволь твой мир -- полярный -- лицом во тьме и тенью столь, столь лучезарной. |
