Изменить размер шрифта - +
В создании почти каждого стихотворения как будто чувствуешь тот таинственный процесс мысли и ее выражения, который так поэтически изображен г-жою Жадовской в пьесе, начинающей собою ее книжку:

 

         Лучший перл таится

         В глубине морской;

         Зреет мысль святая

         В глубине души.

          Надо сильно буре

         Море взволновать,

         Чтоб оно в бореньи

         Выбросило перл;

         Надо сильно чувству

         Душу потрясти,

         Чтоб она, в восторге,

         Выразила мысль.

 

Этот восторг, в который приходит душа, потрясенная чувством, чтобы выразить святую мысль, зреющую в душевной глубине, – составляет неотъемлемое достоинство всех или по крайней мере почти всех стихотворений г-жи Жадовской.

 

В некоторых из ее стихотворений этот восторг, это святое чувство – ясны для всякого самого холодного и рассеянного человека; в других – они более скрыты; в иных, наконец, трудно, почти невозможно их отыскать человеку, который сам не был в таком же положении, не прожил и не перечувствовал того же, о чем говорит поэт. Таких стихотворений довольно много, и, вероятно, не многие поймут и оценят их. Это трудно для многих, отчасти уже и потому, что г-жа Жадовская так сдержанно говорит о своем горе и страданьях, так робко упоминает о них, как будто в самом деле боится разлить пред людьми эту чашу, которую должна она хранить. Так говорит она в одной пьесе:

 

         Не зови меня бесстрастной

         И холодной не зови,

         У меня в душе есть много

         И страданий и любви.

         Проходя перед толпою,

         Сердце я хочу закрыть

         Равнодушием наружным,

         Чтоб себе не изменить.

         Так идет пред господином,

         Затая невольный страх,

         Раб, ступая осторожно,

         С чашей полною в руках.

 

Во многих пьесах, высказывается это горькое, затаенное страданье, действующее на душу несравненно больнее, чем разделенная печаль, но непонятное для человека не страдавшего, которому нужно, чтобы поэт увлекал его силою и яркостью живого изображения, а не простым намеком. Таким образом, для многих останутся непонятны и чужды стихотворения г-жи Жадовской именно потому, что она не любит пространно описывать свои чувства. Так и в жизни не привлекают участия людей душевные страданья, прикрытые наружным спокойствием. Зато, если уж кто поймет эти страданья, тот будет сочувствовать им несравненно больше, чем всякому многоречивому горю. Но редко, редко встречаются такие сочувствующие души, и особенно страдающий человек редко находит их. Кто чувствовал эту скорбь одиночества среди людей, тот оценит эти простые стихи г-жи Жадовской:

 

         Куда сложить тяжелый груз души?

         Кому поведать скорбь, гнетущую мне сердце?

         Вокруг меня людей знакомых много,

         И многие меня бы стали слушать;

         Но где найду я теплое участье?

         Где душу обрету, с сочувствием отрадным,

         Которая со мной все радости и горе

         Понять и разделить могла бы непритворно?[6 - Из стихотворения «Монолог» (1847).

Быстрый переход