Как-то справлюсь я с моею ролью?

         Как-то слезы, горе утаю?

         Как-то скрою от людей и света

         Я печаль душевную мою?

И какою-то безотрадно-грустною покорностью судьбе звучит ответ ее на этот вопрос:

         Ничего, немножко только воли,

         И исчезнут слезы на глазах,

         Ничего… еще одно усилье, —

         И мелькнет улыбка на устах!..[10 - Из стихотворения «Необходимое притворство» (1847).]

«Но что же за причина страданья? Что тревожит сердце поэта среди веселого общества?» – Мало ли бывает причин страданья, читатель! Наш мир – не блаженный эдем, и немало горя выпадает на долю людей, умевших отличить добро от зла. Скажите, разве не законная причина страданья, например, такая мысль:

         Чем ярче шумный пир, беседа веселей,

         Тем на душе твоей печальной тяжелей,

         Язвительнее боль сердечного недуга,

         И голос дальнего, оставленного друга

         Мне внятней слышится.

         Ах, бледный и худой,

         Я вижу образ твой, измученный нуждой!

         Среди довольных лиц, средь гула ликованья,

         Он мне является с печатию страданья,

         Оставленной на нем бесплодною борьбой

         С врагами, бедностью и самою судьбой!

         Быть может, в этот час, когда за ужин пышный

         Иду я, средь других, моей стопой неслышной,

         Ты, голоден и слаб, в отчаяньи немом,

         Лежишь один, в слезах, на чердаке глухом;

         А я тебе помочь не в силах и не властна!

         И, полная тоски глубокой и безгласной,

         Я никну головой, не слыша ничего,

         Под гнетом тайного унынья моего,

         Средь этой ветреной себялюбивой знати,

         Готовая рыдать неловко и некстати…

Много подобных горьких мыслей может таиться под наружным спокойствием, среди безумного светского веселья, где нет родной души, которая могла бы откликнуться на тайное, внутреннее горе. Все в этом свете заставляет сердце сжиматься и скрывать свои раны, все веет таким неприветным равнодушием. Что за дело людям, стремящимся по дороге веселья, до израненного путника, лежащего при пути?

         Их много мимо шло… но что ж? никто из них

         Не думал облегчить тяжелых ран моих;

         Иной бы и желал, да вдаль его манила

         Житейской суеты губительная сила;

         Иных пугал вид ран и мой тяжелый стон…

Но найдется же наконец хоть одна душа, которая почувствует сострадание к несчастному; найдется этот ближний, которого напрасно ждет страдалец в толпе мимоходящих людей.