Последнее я тоже произнес в юморном смысле, но Россолимо испугался:

– О вашей дуэли судачит вся Москва. Вы, оказывается, бретер!

– Застрелю Отта на раз два три. Будет урок остальным.

Россолимо совсем побледнел.

– Может быть, все таки лучше суд?

«Доктор сказал в морг…» Нет, этот анекдот я профессору рассказывать не буду. Сейчас не поймет. А плагиатора я потом к стенке припру. Привилегия лежит у меня в сейфе, копия – у стряпчего. Не говоря уже о всех официальных местах, в которых она должна быть.

– Пойдемте, все таки покажу вам свои владения. Поверьте, у меня есть чем вас удивить.

И ведь удивил! Во первых, собственной электрической подстанцией. Динамо машиной, щитками, лампочками в коридорах. Моя клиника стала первой электрифицированной больницей не просто в Москве – во всей стране.

Во вторых, операционные. Наклонный стол, штативы, лампы, автоклавы для стерилизации. Аптечная комната впечатлила профессора удобными ящиками с каталожными номерами – все классифицировано по фармгруппам, сотрудники работали в масках, халатах. Наконец, собственная лаборатория. Удобные столы, защитные стекла для работниц Антонова, пронумерованные стеллажи с чашками Петри.

– Просто поражен! – Россолимо ходил по клинике открыв рот.

Вишенкой на торте стали стационар и диспетчера. В отделениях завкафедрой поразился такой простой идее, как карман для медицинских карт в изголовьях кроватей больных и кнопки для вызова медсестер.

– Электричество – это не только свет, но и сигнализация, – пояснил я ошарашенному Россолимо, показывая, как работает электрический звонок.

После чего повел в телефонную комнату, где сидели наши диспетчера. Лучше бы этого я не делал. Так как именно в тот момент, когда мы зашли к телефонисткам, поступил вызов, который окончательно пустил весь день кувырком.

Глава 16

В диспетчерской было людно. Утренняя смена сдавала дежурство вечерней, одна из девушек громко кричала в рожок:

– Говорите громче! Я ничего не слышу!

Телефонная связь в Москве оставляла желать лучшего, обрывы соединения, шумы на линии – все это было обычным делом.

– Что случилось? – Я подошел к Вике, которая стояла над плечом разговаривающего диспетчера.

– Ничего не понятно. Позвонили из Кремля, но вдруг связь стала совсем плохой.

– Какой у вас тут цветник!

Россолимо удивленно покружил по комнате. Девушки из утренней смены передавали вечерним журналы учета, шла вялая перебранка на тему незаполненных граф.

– Из Кремля?

Для меня это было удивительно. В Кремле находился Окружной суд города, плюс официальная резиденция губернатора, в которой его обычно не было (вся движуха на Тверской), да храмы со священнослужителями.

Разумеется, я сходил в главную московскую достопримечательность сразу, как только поправился после болезни. Царь пушку не нашел на привычном месте, а вот знаменитый колокол никуда не пропал. Правда, стоял он не на постаменте. У Тайницкой башни пристроили отводную стрельницу с зубцами и платформой наверху. На ней были установлены пушки. В праздничные дни отсюда над Москвой рекой гремели залпы салютов и рассыпались огни фейерверков. Это да богослужения в церквях – все, чем мне запомнился Кремль. Ни тебе Дворца Съездов, ни власть предержащих в Сенате… Трава нескошенная, вдоль стен пасутся козы, коровки мычат. Не запустение, но до «яркого блеска рубиновых звезд» далековато.

– Как там маман? – Вика кивнула мне в сторону выхода, мы отошли.

Девушка хихикнула, поглядывая на то, как Россолимо пытается вникнуть в суть спора насчет журнала учета и выступить третейским судьей.