Конечно же, это не помогло.

Какой никакой банк крови создали довольно быстро. И холодильник на льду нашелся, и цитрат для консервации. Много просто незачем. Во первых, даже с хорошими консервантами, которых у нас еще нет, срок хранения цельной крови примерно месяц, а во вторых, процедура гемотрансфузии – не клистир, показаний не так чтобы и много. Даже тому, самому первому, мещанину Митрофану Темникову – и то можно было обойтись. Справились бы солевыми растворами, ничего не стряслось. Хотя в хирургии, особенно на фоне кровопотерь, в том числе и во время операций – да, подспорье неслабое.

Я в тот день пребывал в самом хорошем расположении духа. Лекция прошла удачно, плюс последний осмотр Манассеина. Рана после операции зажила первичным натяжением, без осложнений. Снял швы. Сам удивился – на восьмой день, а уже всё закончилось. И вообще, Николай Авксентьевич молодец. Все предписания выполнял, режим не нарушал, и интенсивно возвращался в норму. Стул наладился, как он и мечтал. Было его на послеоперационной диете не очень много, пища в основном впитывалась в его организм без остатка, но куда попрешь против природы? Ведь основную массу кала составляют вовсе не пищевые остатки, а микроорганизмы, живущие в кишечнике. Короче, член Госсовета осуществил свою маленькую мечту, и сходил в утку как обычный человек. С чем я его и поздравил.

Сразу после перевязки я зашел к Склифосовскому, надеясь выпить у него чашку чая, особенно мне понравившегося, и ехать на стройку века. Там тоже всё должно завершиться, если не сегодня, то завтра. Молдавско татарский тандем Баркарь Гайдулин сработал без нареканий. Будут просить доплату в качестве премии – дам, заслужили.

За чаем мы обсуждали возможный приезд Его Императорского величества в институт. Не то чтобы мое мнение кого то интересовало, но не о погоде же говорить. Склифосовский жаловался на неизбежные напрасные хлопоты, предшествующие визитам всех больших начальников – покраска травы, поклейка раскрашенных листьев на деревья, и прочая показуха вроде чистки плаца гуталином. И работе это мешает и персонал нервирует. Ведь как у нас все делается? Проход боссов происходит быстро, им ждать некогда. Постояли, произвели протокольную съемку, коротенькая речь, пробежка по территории, пожимание рук – и всё, он улетел, но обещал вернуться. А насмарку хорошо если несколько дней уходит, бывает, и не одна неделя на подготовку тратится. Казалось бы, какова вероятность, что то самое должностное лицо заглянет в кладовку для хранения уборочного инвентаря, и полюбопытствует, насколько свежа маркировка, и правильный ли цвет краски при этом был выбран? Все знают, что ноль, но швабры всё равно стоят новенькие, а надписи на них сделал отдельно приглашенный специалист из Академии художеств.

Так что мы вяло ругали власть, но в пределах дозволенного. Предложений использовать для решения проблем насильственное свержение актуальных правителей не звучало. Я крутил в руках фарфоровую чашку с затейливым узором, и предвкушал первый глоток напитка, чем то напоминающего столь любимый мною «Ся Гуань». Вот перееду в свою квартиру, заведу себе чайный сервиз от братьев Корниловых, и буду сибаритствовать. Хотя почему чайный? Столовый, и не один. Второй, так и быть, закажу на Императорском фарфоровом заводе. На каждый день. А корниловский – на праздники. Вот какой я буду буржуй! Потом, конечно, сервизы отберут в пользу трудящихся, меня самого с семи комнат уплотняют до одной – и это будет еще хороший вариант.

– Кстати, позвольте презентовать, – вспомнил Склифосовский, и вытащил из ящика письменного стола большой плотный конверт. – Фотографические карточки.

Я ведь думал, что про табличку возле операционной – так, метафора. Но как бы не так. Через день мы фотографировались, сначала каждый из нас держал латунный прямоугольник с надписью «Въ этой операціонной 21 августа 1896 года профессоромъ Е.