– Ну давайте, – с легким сомнением в голосе протянул руку Бобров. – Поможете с завязочками? Непривычно как то. Но один мучиться не буду. Много там у вас?

– На всех хватит.

– Вот пускай и надевают.

* * *

А в университетской клинике, оказывается, есть свои резиновые перчатки. Толстоваты немного, но терпимо. На вопрос, откуда такое богатство, внятного ответа не прозвучало, одни туманные намеки на чудеса. Но зато получил обещание на выделение и мне некоторого количества.

Мы зашли в анатомический театр. Обычная лекционная аудитория амфитеатром, сотня слушателей легко разместится. Места, близкие к операционному столу, довольно плотно заняты. Разделение весьма показательное. Вот эти, на самых козырных местах, солидные и с общим для всех чуть уставшим выражением лица, скорее всего, местные врачи. Более молодые, переговаривающиеся между собой и сидящие чуть поодаль, – студенты. И… Вика. Сидит в одиночестве в первом ряду. И все, как мне показалось, то и дело на нее косятся неодобрительно. Девушка раскраснелась, перебирает платочек в руках. Волнуется!

Ладно, мне надо сосредоточиться на Громове. Он усыплен, на лице лежит марля. Уже стемнело, две керосиновые лампы очень так себе освещают операционный стол.

Я поперед батьки лезть не стал. Не моя епархия. И на крючках постою, не гордый. Профессор выходит вперед, рассказывает сотрудникам об операции. Все слушают внимательно, записывают. Даже Вика.

– Ну с, приступим, помолясь, – сказал профессор, перекрестился и сделал разрез.

Ага, оперируем, как и договаривались, по Макбурнею. Нас, помнится, за такое ругали, предлагая вместо проклятой американщины отечественный вариант Волковича Дьяконова.

– Господин Баталов, – внезапно произнес Бобров, промокая тампонами кровь, – продолжите?

И это ожидаемо. Хирург хочет посмотреть, чего я стою.

– Для разреза выбираем точку на границе между наружной и средней третью линии… – Я начал громко рассказывать ход операции. – Собственно, он уже сделан. Сосуды кожи перевязаны, доступ облегчается тем, что ассистент держит крючки, тем самым расширяя края раны…

Сколько этих аппендэктомий за свою жизнь я сделал? А кто же их считал? Хоть и не этими руками. Но все равно столько выпить, чтобы забыть все эти ретроцекальные, подпеченочные, тазовые и еще кучу атипичных расположений червеобразного отростка вряд ли получится.

Но у нас случай самый банальный, студенческий. Антеградная аппендэктомия, вон он, отросточек, сейчас мы его в рану выведем и аккуратненько… Но для слушателей все происходящее новинка, поэтому терпеливо комментирую каждый шаг. Теперь зажим на брыжейку, перевязать… Две лигатурки на отросток… Есть… Чик – и готово. Культю прижигаем… До чего ж вонюча эта карболка! Кисетный шов, погружаем культю…

И тут вдруг Громов И. И. зашевелился. Раздался громкий стон, больной начал дергаться на столе…

Глава 17

– Я та ак испугалась!

Вика правда выглядела бледной. Как только мы смогли успокоить Громова свежей порцией хлороформа, завершить операцию и минимально обмыться, Бобров увлек меня отпаиваться коньяком в кабинет. А я потащил с собой Викторию.

– Так, может, госпожа Талль, врачебное дело не для вас? – Александр Алексеевич, поколебавшись, разлил напиток на три рюмки.

– Спасибо, я не буду, – отказалась девушка, разглядывая книги в шкафах.