Неожиданно сквозь облака пробилось солнце, и омытая дождем пшеница засияла, как хрустальная.

Учитель даже зажмурился и присел на корточки:

- Это что за сорт такой?

Захар сделал предупреждающий жест рукой, словно хотел сказать детям, чтобы они не мешали Андрею Иванычу рассмотреть пшеницу, а сам, вытянув шею, не сводил с него глаз.

- Позвольте, Захар Митрич… да это… - учитель обернулся и схватил старика за руку, - Егора Платоныча пшеница? Несомненно его.

- Узнали? - спросил Захар. - Она, Андрей Иваныч, она самая.

- Как не узнать! Все признаки налицо: и рост, и колос. Да я ее из сотни сортов отличу. Она мне во сне сколько раз снилась. Но откуда же она у вас, Захар Митрич? - Учитель вдруг поманил к себе Машу: - А вы мне с Саней что писали? Погибла пшеница, ни одного зернышка не сохранилось.

- Писали… - растерянно призналась девочка, - так оно и было. Мы долго искали, всех спрашивали… Никто ничего не знал. И дедушка сказал, что она потерялась… Ведь правда, дедушка?

- Говорил, было такое дело. - Захар сконфуженно почесал затылок, потом привлек к себе Федю: - Это вот через кого все переиначилось. Его благодарите.

И, чувствуя по глазам, что ни Андрей Иваныч, ни ребята ничего не понимают, он переглянулся с внуком и рассказал о всех приключениях пшеничных зерен.

* * *

Когда немцы начали подходить к Стожарам, Захар Векшин зарядил свою старую берданку и пришел в лес к партизанам.

Командир отряда, директор МТС, увидев старика, рассердился, приказал ему немедленно вернуться домой и гнать на восток колхозное стадо.

Но старик наотрез отказался: со скотом управятся женщины и подростки, а он, как-никак, мужчина, назубок знает все лесные дороги и тропы, неплохо палит из дробовика и, уж конечно, наделит тремя аршинами русской земли с десяток-другой поганых фашистов. К тому же в колхозе имени Пушкина остается фруктовый сад на полтораста корней, дома, посевы, а это добро, как скот, на восток не угонишь.

- Сторожем при колхозе будешь? - спросил командир. - От врага уберечь надеешься?

- Там видно будет…

И Захар из отряда не ушел. Вскоре нашлась ему и работа. Он чинил партизанам обувь, латал одежду, варил обед, лечил их травами.

Иногда, переодевшись нищим, он пробирался в деревни, узнавал, есть ли там гитлеровцы, полицаи, кто поставлен над советскими людьми старостой.

Однажды в лесу Захар натолкнулся на одичавшего Федю Черкашина.

Захар привел мальчика в отряд.

Федя помогал деду вести партизанское хозяйство, собирать лекарственные травы, грибы, ягоды.

По деревням теперь они ходили вместе. Туда, где рослому, приметному деду опасно было показаться, легко проникал юркий, маленький Федя.

Мальчика полюбили в отряде, и, узнав, что он круглый сирота, многие хотели его усыновить.

- Я не сирота. У меня дедушка есть… - отвечал Федя.

Как-то раз они с дедом пробрались в Стожары. Там хозяйничали гитлеровцы. Поля охранялись - теперь они были собственностью какого-то важного немецкого помещика. Урожай в том году выдался на редкость.

Среди посевов Захар нашел сотку с пшеницей Егора Платоныча. Как ни старалась вытоптать ее Катерина Коншакова, но отдельные стебли выжили, поднялись и теперь стояли, отягощенные крупными спелыми колосьями.

- Такой сорт вырастили! И для кого! - застонал от боли Захар. - Для фашистской утробы. Теперь от него ни колоска не останется, ни зернышка. - И он пристально посмотрел на мальчика: - По чужим горохам умеешь лазить? По садам, огородам…

- Доводилось, - смущенно признался Федя.

- Все вы, мальчишки, на одну колодку деланы, попортили мне кровушки… А вот теперь, Федюша, святое дело сотворить можешь.