Потом я увидел, что дверной проем, казалось, стал уже, чем раньше.

Его плечи были лишь чуть-чуть уже, чем проем, и только потому, что проем был очень широким. Шляпой он касался притолоки.

Затем я разглядел: это он был за рулем «форда», стоявшего рядом с нашей машиной на обзорной площадке. Левой рукой он закрыл за собой дверь в ванную.

— Не надо оставлять открытыми окна. Дай-ка мне свой револьвер. — Он говорил тихим глубоким голосом, в котором не чувствовалось угрозы.

— Револьвер? — я постарался показать, что озадачен.

— Послушай, Толбот, — произнес он любезным тоном. — Я думаю, мы оба профессионалы. И оставим эти ненужные разговоры. Револьвер. Эта та штучка, которая лежит у тебя в правом кармане пальто. Вытащи его большим и указательным пальцами левой руки. Вот так. Теперь брось его на ковер.

Спасибо.

Не дожидаясь подсказки, я ногой откинул револьвер к нему. Мне не хотелось, чтобы он посчитал меня непрофессионалом.

— А теперь сядь, — приказал он.

Он улыбнулся мне, и я убедился, что его лицо нельзя было назвать полным, оно было просто широким. Узкие усики и тонкий, почти греческий нос казались не к месту на этом лице, так же как и веселые морщинки около глаз и рта. Я не придал большого значения этим морщинкам, поскольку он, быть может, любил улыбаться, когда бил кого-нибудь пистолетом по голове.

— Ты опознал меня на стоянке? — поинтересовался я.

— Нет. Левой рукой он вытащил из кольта оставшийся патрон и небрежно бросил револьвер точно в находившуюся в десяти футах корзину для мусора.

Он проделал это так, будто мог повторить это с той же точностью десять раз из десяти. Все, что этот человек ни захочет сделать, получится. Если он мог сделать подобное левой рукой, что же он может правой?

— До того как заметил тебя на стоянке, я никогда не видел тебя и не слышал о тебе, — продолжил он. — Но я видел эту молодую леди и слышал о ней сто раз. Ты — англичанин, иначе бы тоже слышал о ней. Ты не первый, кого она обвела вокруг пальца. Никакой косметики, волосы заплетены в косы... Так выглядят и ведут себя только тогда, когда отказываются от борьбы или когда уже не с кем бороться. — Он посмотрел на девушку и снова улыбнулся. — А Мери Блэр Рутвен не с кем бороться. Когда ты признан в обществе и у тебя такой отец, то ты можешь обойтись без прически, сделанной у лучших мастеров, потому что это — для тех, кто нуждается в этом.

— А кто ее старик?

— Какое невежество! Блэр Рутвен, генерал Блэр Рутвен. Ты слышал о четырехстах семействах? Так вот, он возглавляет этот список. Ты слышал о «Мейфлауэр»? Так вот, это его предки дали английским колонистам разрешение высадиться. И он самый богатый нефтепромышленник в США. Богаче его, быть может, только Пол Гетти.

Я никак не прокомментировал его слова — не мог подобрать ничего подходящего к случаю. Интересно, что он сказал бы, поделись я с ним своими мечтами о доме, уюте, жене — наследнице мультимиллионера. Вместо этого я сказал:

— Там, на стоянке, в твоей машине работал радиоприемник передавали новости...

— Именно так, — весело согласился он.

— Кто вы? — Впервые после его появления заговорила Мери Блэр Рутвен, и сразу стало видно: она принадлежит к семье, возглавляющей первую десятку из списка четырехсот семей. Она не падала в обморок, не шептала ломающимся голосом: «Слава богу!», не ударилась в слезы и не повисла на шее своего спасителя. Она просто, как равному, улыбнулась ему и спросила:

— Кто вы?

— Яблонски, мисс.