– Ты умрешь, Толбот! – выкрикнул он в бешенстве и трясущимися руками направил пистолет мне в сердце. – Сейчас же.

– Мне смешно. Я покатываюсь со смеху. У меня во рту цианистый калий.

– Грудь моя горела, обсервационная камера плыла перед глазами. Я понял, что долго не продержусь. – Давай, – сказал я. – Давай, жми на спусковой крючок.

Он посмотрел на меня сумасшедшим отсутствующим взглядом и сунул свой пистолет обратно в кобуру. Начали сказываться полученные им удары по голове. Он был даже в худшем состоянии, чем я. Он начал наклоняться и вдруг упал на четвереньки, мотая головой, как бы пытаясь разогнать туман.

Я перегнулся через него и, едва не теряя сознания, включил на максимальную мощность поглотитель углекислоты.

Потребуется, возможно, две‑три минуты, чтобы произошло заметное улучшение, и минут десять, чтобы воздух внутри камеры стал хоть чуть‑чуть похож на нормальный. Я склонился над Ройалом.

– Ты умираешь, Ройал, – сказал я. – Тебе нравится умирать? Скажи, пожалуйста, что ты ощущаешь? Как тебе нравится быть погребенным в могиле глубиной пятьсот футов? Каково чувствовать и знать, что никогда больше не вдохнешь прекрасного свежего воздуха? Каково чувствовать и знать, что больше никогда не увидишь солнца? Как тебе нравится умирать? Скажи мне, Ройал, что ты чувствуешь? – Я наклонился к нему еще ближе. – Скажи мне, Ройал, хотел бы ты жить?

Он не понял вопроса – был слишком погружен в себя.

– Хотел бы ты жить, Ройал? – Я был вынужден почти кричать.

– Я хочу жить. – Его голос был полон боли, сжатая в кулак правая рука слабо била по полу. – О Боже, я хочу жить!

– Возможно, я смогу подарить тебе жизнь. Возможно. Ты стоишь на четвереньках, Ройал, и умоляешь оставить тебе жизнь, правда, Ройал? Я поклялся, что доживу до того дня, когда ты будешь, стоя на коленях, молить о пощаде. Сейчас ты делаешь это, не так ли, Ройал?

– Будь ты проклят, Толбот! – с отчаянием воскликнул он. Он стоял на четвереньках и раскачивался из стороны в сторону, голова его болталась, глаза были плотно сомкнуты. Внизу, около пола, воздух должен был быть еще более насыщен углекислотой и в нем должен был практически полностью отсутствовать кислород. Лицо Ройала начало синеть. Он дышал, как загнанный пес, и каждый вздох давался ему с болью.

– Вытащи меня отсюда! Ради Бога, вытащи меня отсюда!

– Ты еще не умер, Ройал, – сказал я ему на ухо. – Возможно, ты снова увидишь солнце, а может, и не увидишь. Я соврал Вайленду, Ройал. Основной выключатель сброса балласта находится на своем месте. Я просто перепутал несколько проводов, вот и все. Вам потребуется несколько часов, чтобы выяснить – какие два. Я же могу исправить все за тридцать секунд.

Он перестал мотать головой, поднял на меня посиневшее лицо с налитыми кровью глазами, в которых затеплилась искра надежды.

– Вытащи меня отсюда, Толбот, – шепотом попросил он.

Он не понял: то ли я действительно даю ему шанс, то ли это было утонченным продолжением пытки.

– Я могу сделать это, Ройал. Смотри, вот у меня отвертка. – Я показал ее ему и улыбнулся без сочувствия. – Но капсула с цианистым калием до сих пор у меня во рту. – Я показал ему пуговицу, зажатую между зубами.

– Не надо! – заорал он. – Не раскусывай! Ты сумасшедший, Толбот! Ты не человек!

– Кто убил Яблонски? – спокойно спросил я. Дышать теперь стало легче, но не там, внизу, где находился Ройал.