Я рассказал им, как мы с Яблонски провели целый год, в основном на Кубе, в поисках пропавших сокровищ; как пришли к выводу, что их еще не нашли – ни один изумруд не появился на рынках мира. Интерпол сразу же узнал бы об этом.

– И мы твердо знали, почему их еще не достали. Только по одной причине: самолет упал в море, и кто‑то очень поторопился убить единственного человека, который точно знал, где они, – пилота истребителя.

Район наших поисков сузился до западного побережья Флориды.

Кто‑нибудь ведь должен был искать сокровища в море. Для этого ему потребовалось бы судно. Генеральская «Темптрисс» идеально подходила для этого. Но для поисков вам также был необходим чувствительный глубиномер. И здесь вы допустили единственную, но фатальную ошибку, Вайленд. Мы попросили каждую занимающуюся производством морского оборудования крупную фирму в Европе и Северной Америке немедленно уведомлять нас о продаже любого оборудования для измерения глубины любому судну, кроме кораблей ВМС, торговых и рыболовных судов. Полагаю, вы слушаете меня внимательно?

Они слушали очень внимательно. Они почти уже вернулись в нормальное состояние, и в их глазах я читал огромное желание прикончить меня.

– За четыре месяца, – продолжил я, – только шесть таких сверхчувствительных приборов было продано частным лицам: все – владельцам больших яхт. Две яхты находились в кругосветном плавании, третья – в Рио‑де‑Жанейро, четвертая – в проливе Лонг‑Айленд, пятая – в Тихом океане, а шестая курсировала вдоль западного побережья Флориды. Это была яхта «Темптрисс» генерала Блэра Рутвена. Все было сделано блестяще. Признаю это. Лучшего прикрытия, чтобы обшарить каждый квадратный ярд морского дна у побережья Флориды, не вызвав подозрений, не найти. Пока геологи генерала, разбрасывая свои бомбочки, составляли сейсмические карты залегающих горных пород, вы были заняты составлением с помощью глубиномера точнейшей контурной карты морского дна. Вам потребовалось почти шесть недель, поскольку вы начали слишком далеко на севере. Уже с тех пор мы следили за каждым вашим шагом и даже использовали специальное судно для ночного патрулирования. На нем я сегодня ночью подобрался к платформе. Вы нашли самолет. Вы даже потратили три ночи на то, чтобы попытаться вытащить его тралами. Но вам удалось поднять лишь небольшой обломок левого крыла. Я ткнул в иллюминатор. – Видно, что оно сломано недавно.

– Как вам удалось узнать все это? – шепотом спросил Вайленд.

– Дело в том, что я работал на «Темптрисс» сменным инженером. – Я проигнорировал ругательство и непроизвольно сжавшиеся кулаки Вайленда. Вы с генералом думали, что видели меня на борту того гаванского спасательного судна, но вы не могли видеть меня там, хотя я работал на эту фирму. Пять недель я провел на «Темптрисс», а покинув яхту, перекрасил волосы в этот дурацкий цвет, сделал пластическую операцию, в результате которой у меня появился шрам, и симулировал хромоту. Но ты был не очень‑то наблюдателен, Вайленд, – даже несмотря на этот маскарад, ты должен был узнать меня.

Итак, вы нашли сокровище, но не могли достать его. Любой, кто стал бы использовать водолазные колокола и все эти сложные подъемные механизмы, необходимые для работ такого рода, сразу же накинул бы себе петлю на шею.

Затем кому‑то в голову пришла другая – великолепная – идея. Держу пари, она пришла в голову нашему утонувшему другу – инженеру Брайсону. Он прочитал об испытаниях батискафов, которые проводились в Вест‑Индии, и пришел к выводу о необходимости использовать батискаф в сочетании с платформой.

Воздух в обсервационной камере стал почти нормальным. И хотя было еще довольно душно и жарко, кислорода уже хватало, и дышать было легко.