Он поднял голову. Взгляд у него был серьезный и усталый, под глазами залегли темные круги от недосыпа.

— Что, неужто и впрямь все так плохо, как кажется в последнее время? Дороги поганые. Людей на них грабят. Да еще…

Было заметно, что Грейм с трудом удержался, чтобы не взглянуть еще раз на пустое место на полу.

— Налоги эти новые, жизни совсем не стало. Парни Грейденов вот-вот лишатся своей фермы. Паук этот опять же…

Он отхлебнул еще пива.

— Неужели действительно все так плохо? Или я просто старею, как мой папаша, и теперь все кажется горше по сравнению с теми временами, когда я был мальчишкой?

Коут долго протирал стойку, словно ему не хотелось отвечать.

— Я думаю, жизнь всегда плоха, не так, так эдак, — сказал он наконец. — Может быть, дело в том, что только мы, пожилые, способны это заметить.

Грейм кивнул было, но тут же нахмурился.

— Но ведь ты-то не пожилой, верно? Я все время об этом забываю.

Он смерил рыжеволосого взглядом.

— Ну, в смысле ты и ходишь как старик, и рассуждаешь как старик, но только ты не старик, верно? Могу поручиться, что ты вдвое меня моложе!

Он прищурился, глядя на трактирщика.

— Сколько тебе лет-то, а?

Трактирщик устало улыбнулся.

— Достаточно, чтобы чувствовать себя старым.

Грейм фыркнул.

— Ты слишком молод, чтобы кряхтеть и жаловаться. Тебе бы еще за бабами бегать и влипать в неприятности! Предоставь уж нам, старым пердунам, ныть о том, что мир нынче не тот и все идет насмарку!

Старый плотник отодвинулся от стойки и повернулся к двери.

— Я зайду сегодня поговорить с твоим писцом, когда у нас будет перерыв на обед. И не я один. Куча народу хочет обустроить свои дела официально, пока есть возможность.

Трактирщик сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

— Грейм!

Плотник, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.

— Дело не только в тебе, — сказал Коут. — Дела действительно плохи, и нутром чую, что дальше будет хуже. Так что не вредно будет подготовиться к суровой зиме. И, быть может, позаботиться о том, чтобы суметь себя защитить, если дойдет до этого.

Трактирщик пожал плечами.

— Вот нутром чую.

Грейм сурово поджал губы и угрюмо кивнул.

— Что ж, рад, что не только мое нутро это чует.

Потом заставил себя улыбнуться и принялся подворачивать рукава рубашки.

— Однако, пока светит солнце, надо косить сено!

* * *

Вскоре заехали Бентоны с телегой поздних яблок. Трактирщик купил половину того, что они привезли, и весь следующий час занимался тем, что перебирал и сортировал яблоки.

Самые зеленые и крепкие отправились в кадки в подвале. Заботливые руки трактирщика выложили их ровными рядами, пересыпая опилками, и заколотили крышки. Более спелые отправились в кладовку, а побитые и помятые пошли на сидр. Их порезали на четвертинки и покидали в огромное жестяное корыто.

Пока рыжий перебирал и упаковывал яблоки, он выглядел спокойным и довольным. Но, если приглядеться, было заметно, что, хотя руки его были заняты, глаза смотрели куда-то в пространство. И хотя он был спокоен и даже улыбался, улыбка эта была безрадостной. Он не мурлыкал и не насвистывал за работой. И не пел.

Управившись с переборкой, он поволок жестяное корыто через кухню к черному ходу. Стояло прохладное осеннее утро, за трактиром был маленький, уединенный тенистый садик. Коут вывалил четвертинки яблок в деревянный пресс и опустил массивную крышку на винте до тех пор, пока она не перестала свободно двигаться.

Коут засучил длинные рукава рубахи выше локтей, ухватился длинными изящными руками за ручки пресса и принялся крутить.