Я целую синими губами

         Черной тенью тиснутый портрет

    <1916>

«Синее небо, цветная дуга…»

         Синее небо, цветная дуга,

         Тихо степные бегут берега,

         Тянется дым, у малиновых сел

         Свадьба ворон облегла частокол.

         Снова я вижу знакомый обрыв

         С красною глиной и сучьями ив,

         Грезит над озером рыжий овес,

         Пахнет ромашкой и медом от ос.

         Край мой! Любимая Русь и Мордва!

         Притчею мглы ты, как прежде, жива.

         Нежно под трепетом ангельских крыл

         Звонят кресты безымянных могил.

         Многих ты, родина, ликом своим

         Жгла и томила по шахтам сырым.

         Много мечтает их, сильных и злых,

         Выкусить ягоды персей твоих.

         Только я верю: не выжить тому,

         Кто разлюбил твой острог и тюрьму…

         Вечная правда и гомон лесов

         Радуют душу под звон кандалов.

    <1916>

«Пушистый звон и руга…»

         Пушистый звон и руга,

         И камень под крестом.

         Стегает злая вьюга

         Расщелканным кнутом.

         Шаманит лес-кудесник

         Про черную судьбу.

         Лежишь ты, мой ровесник,

         В нетесаном гробу.

         Пусть снова финский ножик

         Кровавит свой клинок,

         Тебя не потревожит

         Ни пеший, ни ездок.

         И только с перелесиц

         Сквозь облачный тулуп

         Слезу обронит месяц

         На мой завьялый труп.

    <1916–1917>

«Холодней, чем у сколотой проруби…»

         Холодней, чем у сколотой проруби,

         Поджидаешь ты томного дня.