Они ускорили шаги. Низкое здание скорее всего было частным пляжным домиком или каким‑то центром отдыха. Сейчас его окна были заколочены досками. Приближаясь к нему, они уже могли рассмотреть открытую террасу, которая раньше вполне могла служить площадкой для танцев. На ней рядами стояли раскладные кресла, но только первые двадцать — или около того — были заняты. Кресла были обращены к морю, а перед ними, на небольшом возвышении, очевидно, служившем эстрадой для оркестра, стоял длинный стол. За столом сидели три человека. Их лица освещал маленький белый огонек — единственное освещение, не считая зеленой лампы в глубине террасы.

Один из сидящих за столом был бородат, второй — лысый и в очках, а третий — в черном фраке с белой бабочкой и с зеленой чалмой на голове.

Бородач говорил, но Марго И Пол были еще слишком далеко, чтобы что‑то расслышать.

Марго сжала руку Пола.

— Тот в чалме — женщина, — громко шепнула она.

Маленькая фигурка у лампы поднялась с песка и направилась к ним. Вспыхнул фонарик, и в его свете они увидели девочку с худощавым лицом и светло‑рыжими косичками. Ей было лет десять, не больше. В одной руке девочка держала пачку бумаги и фонарик, а указательный палец другой приложила к губам, призывая соблюдать тишину. Она подошла совсем близко к ним, протянула руку с листками бумаги и прошептала:

— Вы должны вести себя тихо. Уже началось. Возьмите программу.

При виде Мяу глаза ее заблестели.

— О, у вас кошка! Надеюсь, что Рагнарок не будет возражать.

Марго и Пол взяли по листку бумаги, после чего девочка провела их на террасу и жестом указала, что они должны сесть в первом ряду. Пол и Марго с улыбкой кивнули и сели в последнем. Девочка пожала плечами и отошла в темноту.

Марго почувствовала, что Мяу напряглась. Кошка всматривалась во что‑то, занимавшее два боковых кресла в первом ряду.

Это и был Рагнарок — большая немецкая овчарка.

Первое напряжение прошло. Мяу несколько успокоилась, но по‑прежнему, прижав уши, неотрывно смотрела на собаку.

Девочка вернулась и стала позади них.

— Меня зовут Анна, — тихо сказала она. — Та, в чалме, — моя мама. Мы из Нью‑Йорка.

И она снова вернулась на свой пост у зеленой лампы.

Генерал Спайк Стивенс и трое его подчиненных сидели в темном помещении резервного штаба Американских Космических Сил. Вся четверка смотрела на два телевизионных экрана, установленных рядом. На обоих экранах был виден один и тот же район затуманенной Луны с изображением кратера Платона. Изображение на правом экране передавалось беспилотным спутником наблюдения и связи, находящимся на высоте тридцати шести тысяч метров над островом Рождества, в двадцати градусах к югу от Гавайских островов, а изображение на левый экран пересылал такой же спутник, подвешенный над экваториальной частью Атлантики, неподалеку от побережья Бразилии, где как раз находился трансатлантический лайнер «Принц Чарльз».

Четверо наблюдателей с большим вниманием рассматривали одновременно два изображения, которые исходили из двух точек в космосе, отдаленных друг от друга на сорок восемь тысяч километров. Наблюдатели воспринимали их как одно целое, что давало эффект трехмерности.

— Конструкторы нового электронного усилителя оказались на высоте, — заявил генерал. — Спутник над островом сейчас передает без помех, и у нас, наконец, есть четкое изображение кратера. Джимми, покажи нам теперь весь лунный сектор без увеличения.

Украдкой наблюдая за генералом, полковник Мэйбл Уоллингфорд сплела длинные сильные пальцы. Однажды кто‑то сказал, что у нее руки душительницы, и всякий раз, глядя на генерала, она об этом вспоминала. Сейчас ей доставляло несомненное удовлетворение, что Спайк, который всегда говорит и ведет себя так свободно и уверенно, словно он Один, осматривающий Девять Миров с башни Хлитскалф в Асгарде, знает о своем местопребывании в сущности столько же, сколько и она.