— Мы завоевываем варваров и Империю похожим образом. После этого Галактика будет делать то, что мы пожелаем. О, мы не будем суровыми властелинами. Возможно, человечество так никогда и не узнает, что им правят извне и для него настанет период мира и довольства, такой, какого он даже не мог и вообразить себе. А что касается вас… — Хейм со слабым потрясением осознал, что его даже не интересует и не заботит, что же случится лично с ним. — Вы нам симпатичны, но вы лольяны по отношению к Империи. Вы думали о нас только в связи с нашей полезностью Империуму. Возможно, мы могли бы поверить, что вы сохраните в тайне наш секрет, а, может быть, и нет. Мы не можем пойти на такой риск. Вы можете даже неосознанно выдать правду. Не можем мы и стереть вашу память об этом — остались бы следы, которые опытный психиатр мог бы заметить, а все высокопоставленные официальные лица регулярно подвергаются психоаналитическим проверкам. Так что мне просто придется сообщить, что вы в результате несчастного случая погибли на планете. — Горам улыбнулся. — Не думаю, что эта пожизненная ссылка в этом мире, за пределами обзора ваших наблюдателей, покажется вам неприятной. И мы также попытаемся сделать вашим преемником одного из наших людей. Для этого готово почти все.

Он добавил задумчиво:

— По правде говоря, Галактика подготовлена для нового Императора Солнечной Империи.

Луна охотника

«Мы не воспринимаем реальность, мы постигаем ее. Думать по-другому — значит навлекать на себя катастрофические неожиданности. Трагический характер истории в большой степени происходит от этой бесконечно повторяемой ошибки».

Оскар Хаэмл

Оба солнца в данный момент садились. На западе горы превратились в волну темноты, неподвижную, как будто холод Запределья коснулся и заморозил ее, достигнув самой вершины, первый морской барьер на воздушном пути к Обещанию; но небо становилось фиолетовым, и на нем уже зажглись первые звезды и две маленькие луны, золотистый цвет которых переходил у краев в серебряные полумесяцы, как и само Обещание. На востоке небо оставалось голубым. Там, почти над океаном, Руии был полностью освещен, что перекрывало его розовое сияние. Под просветом, который он отбрасывал, вздрагивали воды и заметно крепчал ветер.

А’и’ач тоже чувствовал ветер, холодный и бормочущий, каждой тончайшей волосинкой на своем теле. Ему необходим был всего лишь крохотный толчок, чтобы придерживаться курса, и этого вполне было достаточно, чтобы ощущать собственные силы и неразрывную связь в путешествии к цели назначения, связь со своим Роем. Их шары, бледно-радужные, почти скрытые от него землей, над которой они пролетали, окружали его, и он находился среди самых высоко поднявшихся. Их жизнезапахи заглушали все остальные, сладострастные, суровые, они пели вместе, сотни голосов единого хора, так что их души могли смешаться и стать единой Душой, предвкушением того, что ждало их на далеком западе. Сегодня ночью, когда П’а пересечет Руии, возвратится Сияющая пора. И они заранее радовались этому.

Один только А’и’ач не пел и лишь слегка погружался в грезы о пиршестве и любви. Он слишком хорошо сознавал, что он несет. Вещь, которую навязал ему человек, весила совсем немного, но на душе становилось тяжело и неприятно. Разумеется, весь Рой сознавал опасность атаки и у многих имелось оружие — камни для бросания или же остроконечные ветки, оброненные деревьями на усиках, которые развевались под их шарами. У А’и’ача был нож из стали, цена услуги человеку. Хотя Народу вовсе не пристало бояться того, что могло нахлынуть из будущего. А’а’ач был непонятным образом изменен тем, что проникло внутрь него.