— О боже, да потому, что у меня в столовой современная мебель! Согласитесь, что я не могу повесить там какого-нибудь Микеланджело!..

Она не могла бы повесить Микеланджело, в частности и потому, что он никогда не занимался гравюрой, но у месье Мишеля не было времени просвещать ее. Он усадил покупательницу и показал ей одну за другой несколько папок, где «модернисты» были разложены в алфавитном порядке. Дама стремительно переворачивала листы своей тонкой, нервной рукой с кроваво-красным маникюром. И вдруг воскликнула:

— О! Вот то, что нужно!

Неумело, едва не помяв, извлекла абстрактную литографию Полякова и торжествующе помахала ею:

— Золотисто-желтое!.. В точности, как моя обивка…

— Очень рад, — буркнул месье Мишель.

— Но мне нужно еще одну.

— Тоже такую, в желтых тонах?

— Конечно.

— И тоже Полякова?

— Конечно. Я ведь повешу их по обе стороны камина.

— Боюсь, что второй в той же гамме не найдется, — с сомнением покачал головой месье Мишель. — Вы ведь знаете художников: то им вздумается работать в желтой гамме, то в зеленой…

— Тогда предложите мне что-нибудь другого автора.

Не теряя самообладания, торговец принес следующую папку и вынул одну из великолепнейших цветных литографий Вюйара «Сад Тюильри».

Сощурившись с видом знатока, дама изрекла:

— Недурно… Хотя желтый цвет тут другой… Вы думаете, он подойдет к Полякову?

— Боюсь, что нет, — признался месье Мишель.

— Но по общему колориту они примерно схожи?

— По колориту — да.

— Сколько же это стоит?

— Триста тысяч.

— Триста тысяч?! — накрашенные губки сложились в алое возмущенное «О». — Это уж чересчур!

— Это Вюйар, мадам.

— Ну и что? Не стану же я разоряться ради какой-то литографии!

— Я вам ее не навязываю,

— Да, вы правы… — неохотно согласилась дама.

Чтобы подготовить пути к отступлению, она придала физиономии задумчивое выражение и сказала:

— Придется мне приехать вместе с мужем.

— Милости прошу… — с неизменной любезностью ответил месье Мишель.

В те годы я имел привычку записывать увиденное и услышанное, в том числе идиотские разговоры такого рода, так что ничто из приводимого тут не приукрашено мною, а лишь сокращено. В действительности дамочка капризничала более получаса, чему способствовало, быть может, то обстоятельство, что в магазине, кроме нее и меня, других покупателей не было, а я был, так сказать, на самообслуживании.

— Вы истинный стоик, — сказал я, когда дама наконец удалилась.

— Привычка… Я, знаете ли, начал свою карьеру там, напротив.

Месье Мишель указал через витрину на книжные развалы вдоль набережной. И добавил:

— Конечно, не слишком приятно обслуживать человека, который сам не знает, чего он хочет. Но это клиент.

— Клиент? Держу пари, что она больше у вас не появится.

Однако, когда я через неделю опять заглянул к месье Мишелю с набережной Сен-Мишель, старик сказал:

— Помните ту даму, которая заявила, что не станет разоряться ради какого-то Вюйара? Представьте, вчера приехала вдвоем с супругом, приобрела два Вюйара за шестьсот тысяч и удалилась предовольная. «Это, — говорит, — дороже и выглядит благороднее, чем Пикассо моей сестрицы».