Павлик так и подался к нему:
– Да? Ты пойдешь со мной?
– А что ж, можно… Только вот что, Павел, давай все обмозгуем. Скажем, шлепнут тебя там. Ведь вполне могут шлепнуть? Ты же не будешь прятаться от английских пуль? А теперь представь: англичане снова нападут на буров. Кто будет защищать эту землю и этот дом? Без тебя будут защищать?
Павлик нахмурился:
– Ты думаешь, они нападут на нас?
– Ежели твой отец не ошибается, нападут. А он, по моему разумению, дело понимает.
Павлик кивнул:
– Он понимает.
– Вот видишь, и ты согласен, неладно получается.
Павлик остро взглянул на Петра.
– Я подумаю, – сказал он. – Завтра еще поговорим. – И, гибко переметнувшись через подоконник, он исчез в саду.
Петр сердито взъерошил волосы. Мальчишка взволновал его. Стало как то неуютно и беспокойно. Возьмет и удерет… И эти черти англичане – чего им не сидится в своей стране? Лезут на рожон, воюют чужие земли!..
Он задумчиво перелистал лежащую перед ним книгу. С желтоватого дагерротипа смотрел мужчина с крупными чертами лица, высоким лбом, светлыми пушистыми усами. Он очень походил на русского, этот упрямый и храбрый шотландец, знаменитый путешественник, врач и миссионер Давид Ливингстон, посвятивший жизнь изучению Африки.
Вот тоже ведь англичанин, размышлял Петр, хороший человек, жизнь положил, как говорится, на алтарь науки. Хотел неграм добро нести. А по следу его соотечественники двинулись с ружьями и пушками. Что им надо в этой далекой, не очень уютной для европейцев стране? Все золото манит?..
Вошел Иван Степанович. Сел в плетеное кресло рядом со столом, скосил глаза на книгу Ливингстона, на русско английский словарь, хмыкнул одобрительно:
– Упорный ты, Петр. Усидчивый. Мне это нравится.
– Надо, – пожал Ковалев плечами.
– Да вот и Дмитрию не вредно было бы, а у него в руках я книги что то не замечаю.
– У него интерес другой, к машинам его тянет. Который уже день с вашим ветряком возится.
Петерсон улыбнулся:
– Что верно, то верно. Хитрое приспособление он там придумал. Воды ветряк теперь будет качать раза в два больше… Ну что ж, займемся разговором?
Не на ветер бросил Петр слово одолеть здешние языки. Африкаанс, язык буров, в основе своей голландский, давался легко: все вокруг говорили на нем. Но Ковалев взялся и за английский – в стране он тоже был в ходу, – сидел над книгами, а разговорной речью занимался с Петерсоном.
– Откладывай словарь, – сказал Иван Степанович.
Петр встал. Что то неладное почудилось ему. Он посмотрел за окно – над степью стояло мутно багровое колеблющееся зарево.
– Пожар?!
– Какой там пожар, – спокойно откликнулся Иван Степанович. – Траву в вельде жгут. Это у нас перед каждой весной. По всей стране палы. Сентябрь. Считай, зима наша кончилась…
2
Зима кончилась, пришла буйная южноафриканская весна, незаметно перешедшая в лето. Зашумели короткие, частые сильные ливни. Совсем было пересохшая, измельчавшая Блюм Спринт, пересекавшая город, теперь разлилась неимоверно и неслась, рвалась в просторы вельда бурливая и косматая, красная от подхваченного на берегах ила.
К матабеле Павлик не убежал. Никто, кроме Петра, и не узнал об этом порыве паренька. Но тот разговор невольно спаял их. Тайны всегда порождают вражду или дружбу. Между мальчуганом и взрослым, двадцатитрехлетним парнем завязались доверительные отношения.
Школа распустила ребят на каникулы, и теперь Павлик и Ваня были свободны целыми днями. |