— А что, если не убежала?

— Тогда отвлеклась на новоприбывших.

— Да, наверное, — согласился я, но представил себе, как Слим и Расти бегут через поле Янкса от собаки, которая догоняет их, прыгает на Слим сзади, вцепляясь зубами ей в шею, и валит ее на землю. Расти оглядывается через плечо…

Не так, — подумал я. Расти медлительнее Слим. Он бы плелся сзади, так что собака напала бы на него.

Если только Слим не задержалась, чтобы защитить его.

Она могла так поступить.

Скорее всего, она так и поступила.

Тогда, — продолжал размышлять я, — хотя она и была быстрее, собака все равно напала на нее.

Я снова представил себе, как Расти оглядывается через плечо. Он наблюдает, как собака нападает на Слим, и та падает, он колеблется, понимая, что должен вернуться и помочь.

Но вернулся бы он?

С Расти никогда не знаешь наверняка.

Я не говорю, что он был трусом. У него было достаточно храбрости. Я много раз видел, как он шел на смелые — порой даже отчаянные — поступки. Но у него была эгоистическая жилка, беспокоившая меня.

Взять хотя бы то, как он спрятался этим утром, чтобы съесть дин-донг.

Или то, что он сделал в прошлый Хэллоуин.

Расти, Дэгни (которая позже стала Слим) и я решили, что поле Янкса — лучшее место для празднования самой жуткой ночи в году. Может быть, нам даже удалось бы подглядеть за сатанинской оргией или даже (если бы нам по-настоящему повезло) человеческим жертвоприношением.

Но затея, казавшаяся удачной в последние недели октября, превратилась в по-настоящему плохую сразу после заката на Хэллоуин. Думаю, в тот момент мы все поняли, что в пути до поля Янкса нас могут поджидать не выдуманные, а самые реальные опасности.

Мы встретились перед домом Расти, готовые к путешествию. Мы оделись в темную одежду. Каждый взял фонарик. У каждого был спрятанный нож — просто на всякий случай. За ужином я сказал родителям, что мы вместе с Расти пойдем «подурачиться».

Что не было совсем неправдой.

Когда мы уже отошли от дома Расти и шли к Третьему шоссе, Дэгни сказала:

— Я тут подумала.

— Надеюсь, это было не слишком больно, — ввернул Расти.

— Может быть, нам стоит заняться чем-нибудь другим этим вечером?

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Не ходить на поле Янкса.

— Ты шутишь.

— Нет, я серьезно.

— Ты что, струсила?

— Думать головой не значит трусить.

— Кооо-ко-ко, трусливый цыпленок!

— Эй, прекрати, — оборвал его я.

— Что, ты тоже струсил? Цыплята!

— Никто не струсил, — ответил я.

— Рад этому. Не хотелось бы думать, что мои лучшие друзья — парочка желтобрюхих трусов.

— Пошел ты… — сказал я.

Мы продолжали идти. Большинство домов были ярко освещены, возле каждого крыльца мерцали вырезанные из тыкв фонарики. По обеим сторонам улицы группки детей ходили и бегали от двери к двери с мешочками для сладостей. Почти все были в костюмах: кто-то в недолговечных пластиковых, купленных в магазине (ведьмы, пес Гекельберри, Супермен, Дьявол и так далее), кто-то в самодельных (пираты, цыгане, вампиры, бродяги, принцессы и прочие), а некоторые (кому, видимо, не хватило фантазии, энтузиазма или денег) были в обычной одежде и масках. Каким бы ни был костюм, все смеялись и вопили. Я слышал, как дети стучали в двери и звонили в звонки и хором выкрикивали: «Кошелек или жизнь!»

До этого года мы и сами так развлекались. Но когда тебе исполняется пятнадцать, выпрашивание конфет начинает казаться детской забавой.

Полагаю, оно и было детской забавой по сравнению с путешествием на поле Янкса.