Ее колено с маху опустилось во что-то мягкое, скользкое. Запахло коровьим навозом. Замычав от отвращения, Настя попыталась подняться, но не успела. Сверху на нее обрушилось тяжелое тело, и сильная, странно узкая ладонь сразу же плотно прижала к ее лицу влажную тряпку, знакомо и тошнотворно воняющую хлороформом. Настя отчаянно замотала головой; пытаясь вырваться, стряхнуть со рта и носа пропитанную дурманом материю, но та лишь плотнее прижалась к лицу, окончательно перекрывая доступ кислорода. Настя полной грудью вдохнула отраву, слабо дернулась несколько раз и, наконец, затихла.

Ее нашли рано утром на том самом месте, где она упала. Глаза у нее были закрыты, зато рот, напротив, широко открыт. Это показалось нашедшим ее людям странным, но их недоумение так и осталось неразрешенным, поскольку никто не потрудился поставить их в известность о результатах вскрытия. Вскрытие же показало, что медсестра Анастасия Стрешнева умерла от удушья, причиной которого послужил с силой засунутый ей глубоко в горло мобильный телефон одной из последних, очень популярных в молодежной среде моделей.

Глава 11

Рубен Ашотович раздраженно бросил трубку на рычаги и потянулся было к стоявшему на краю стола стакану минеральной воды, но сделать глоток, о котором мечтал на протяжении последних десяти минут, так и не успел, потому что телефон зазвонил снова.

Отпустив сквозь зубы короткое ругательство на языке, которого в этом здании никто не понимал, Рубен Ашотович свирепо покосился на телефон и все-таки взял стакан. Минералка, как и следовало ожидать, успела степлиться, пока он ругался с этим ослом из отдела снабжения, опять потерявшим где-то между Москвой и Сыктывкаром два вагона так необходимой издательству бумаги. Брезгливо кривясь, Рубен Ашотович сделал два глотка. Вода сразу же выступила испариной на его широком смуглом лице, каплями росы заблестела на проклюнувшейся среди смоляных волос коричневой лысине. Рубен Ашотович почувствовал, что под мышками становится горячо и скользко, и обозвал нехорошим словом ни в чем не повинный вентилятор, который исправно гудел в двух шагах от него.

Телефон продолжал звонить. Рубен Ашотович закатил к потолку глаза, похожие на крупные черные маслины, и мысленно поклялся себе, что, если это снова звонит снабженец, решивший оставить за собой последнее слово, он, Рубен Ашотович, уволит кретина прямо по телефону. Давно пора это сделать, благо удобных случаев подворачивалось сколько угодно, а он, старый ишак, все тянул, все жалел… Как же, ведь у человека семья, дети, да и специалист он не такой уж плохой, просто не хватает ему разворотливости…

«Уволю, — решительно подумал Рубен Ашотович. Думал он, как обычно, на родном языке — так ему казалось легче, особенно когда думать и решать надо было быстро. — Уволю, клянусь! Сколько можно его жалеть? Он ведь меня не жалеет, я для него — просто лицо кавказской национальности, вроде торговца урюком с рынка, которого надо гнать из Москвы. Дурак, клянусь, дурак! И, что хуже всего, ничему не хочет учиться…»

Он поставил стакан, сильнее, чем нужно, припечатав его донышком к крышке стола, и сердито сорвал трубку, едва не опрокинув при этом вычурный, выполненный в стиле ретро телефонный аппарат, блестевший и переливавшийся фальшивой слоновой костью и не менее фальшивым золотом. В волосатой, унизанной перстнями коричневой лапище Рубена Ашотовича вычурная телефонная трубка выглядела какой-то ненастоящей.

— Слушаю, э? — неприветливо бросил он в микрофон, брезгливо оттопырив толстую нижнюю губу.

— Здравствуйте, Рубен Ашотович, — послышался в наушнике знакомый молодой голос.