Выхватываю «глок» и прокатываюсь по земле, стреляя сразу и в падении, и в перекате. Надежды попасть — никакой, и я не попадаю. Но противнику вновь отходят ошеломлённые столь яростным и самоубийственным напором.
Кувырок вперёд — к ближайшему врагу, пули вспарываю воздух рядом со мной. Подсечка, рукоять тяжёлой «беретты» опускается на шею противника, ломая гортань. Ещё один враг — в нескольких метрах впереди. Автомат в его руках плюётся огнём, цепочка фонтанчиков вырастает совсем рядом. Летящие песчинки наждачкой обдирают кожу с левой щеки. Что-то с силой бьёт по грудной пластине броника.
«Глок» выплевывает несколько пуль — первая подбивает правую ногу противника, заставив того с разбега ткнуться мордой в песок, другая пробивает голову.
Пулемёт в башне БМП бьёт куда-то в сторону, а затем башня начинает поворачиваться в мою сторону.
Почему «коробочка» ещё не сдвинулась с места и тупо не переехала меня?
Замечаю окровавленную голову «стража», торчащую из люка мехвода, и все вопросы отпадают.
Несусь со всех ног к корме БМП, распахиваю дверь в десантный отсек… И тут же в грудь несколько раз бьёт что-то с силой кузнечного молота.
В глубине отсека вспыхивают вспышки дульного пламени, освещающие лицо «стража», который скрючившись высунулся из башенного отделения и палит в меня из пистолета. Три торопливых выстрела — затворная рама «глока» замирает в крайнем заднем положении, но дело сделано — враг убит.
Пули выбивают искры из брони совсем рядом со мной. Буквально ныряю внутрь десантного отсека, переползаю через сиденья и, едва не застряв, заползаю внутрь башенного отделения. Спихиваю на пол отделения мёртвого «стража» и усаживаюсь на жёсткое и неудобное сидение.
Чёрт, только бы вспомнить, как обращаться с БМП-2…
Так… Это вертикальное наведение… Это… Это уже не помню… Прицел… Ночной прицел… М-мать, сколько всякой хрени! Тьфу, ты! Стабилизатор же есть. У нас он никогда не работал, но вдруг у арабов он…
Приникаю правым глазом к тёплой резине прицела, хватаюсь за рукоятки управления огнём. Доворачиваю башню в сторону залегших неподалёку «стражей», нажима спуск пулемёта. ПКТ оглушительно грохочет прямо около моей головы, цепочка песчаных фонтанчиков пролегает перед врагами.
Командирский люк открыт, так что я ору во всю глотку наружу:
— Бросить оружие! Встать! Поднять руки! Иначе всех порешу!
Добавляю пару показательных выстрелов из пушки в «хамви», пробивая его насквозь.
«Штормовые стражи» начали сдаваться.
54
В себя я пришёл, сидя около гусеницы БМП.
В себя я пришёл, от заполнившего всего меня ощущения неправильности. Было неправильно, что я остался в живых.
Я жив? Почему я ещё жив?
У меня же сорвало планку, и я рванул с двумя пистолетами на дюжину врагов с автоматами. Как я мог выжить в таком безумном бою? Никак. Значит… Значит я всё-таки умер.
Я мыслю, следовательно я существую. Но существовать и жить — не одно и то же. Я существую, но вряд ли живу.
Но если я не живу, то как я тогда могу умереть? Никак. Я могу лишь прекратить своё существование — прекратить мыслить. Но пока этого не делаю. Меня что-то держит здесь, что-то не даёт покоя?
Что же держит меня в этом мире? Нет. Что же держит меня в этом проклятом городе? Что держит меня здесь даже после смерти? Хм, кажется, я всё-таки знаю ответ…
Верно, мне ведь ещё нужно пройти свой путь до конца. Если мне суждено уйти, то я просто обязан забрать с собой полковника Коннорса и всех этих чёртовых «стражей»…
Спустя какое-то время пришло понимание ещё и того, что меня кто-то осторожно трясёт за плечо. |