– Раз уж пошел разговор о близких друзьях, – сказал Зопирион, – вам ничего не известно, почему он назначил Лифодема начальником арсенала? Он не производит впечатление квалифицированного строителя.

– Мне как раз недавно рассказали об этом, – ответил Сеговак. – У него есть огромные литературные амбиции. Он хочет писать великие пьесы и поэмы. Но замечу, что греческих поэтов даже сравнивать нельзя с кельтскими бардами. Послушали бы вы их сказания у горящего очага где‑нибудь в Галлии… Но, тем не менее, Дионисий предположил, что если он сможет достать письменные принадлежности лучших писателей Афин – тех кто умерли или уехали – то боги ниспошлют ему вдохновение. Итак, он отправил Лифодема в Афины. Тому кое в чем повезло, и он нашел человека, у которого были ручка, таблички и арфа великого Еврипида, стол еще одного сочинителя – имени его не помню. Что‑то вроде Э…

– Эсхил? – предположил Зопирион.

– Да, именно Эсхил. Итак, у него были вещи, принадлежавшие когда‑то великим писателям, по крайней мере, он утверждал это, и господин Лифодем купил все, что смог.

– И помогли письменные принадлежности вызвать желанное вдохновение? – спросил Архит.

Сеговак пожал плечами.

– Этого я не знаю. Как не слышал и того, что его честь выиграл хоть один из литературных призов в Старой Элладе. Очень жаль, что я сам не умею писать. Думаю, я смог бы написать такую поэму, по сравнению с которой все вирши ваших Гомера и Анакреонта показались бы вороньим карканьем над растленным трупом. Но они бы никогда не дали мне приз. Во‑первых, потому что я чужеземец, во‑вторых, потому что я бы сочинял по‑кельтски и они бы ничего не поняли.

– Никогда не поздно взяться за перо, – заметил Зопирион. – Будет время, заходи, я буду давать тебе бесплатные уроки письма.

– Спасибо, возможно, я воспользуюсь твоим предложением. Итак, Дионисий был несказанно благодарен господину Лифодему и обещал, как только освободиться место, определить его на хорошую постоянную работу. Так и произошло.

– Как дела дома? – чуть позже спросил Зопирион у Главка.

– Она шлет тебе свою любовь, и, конечно, благодарит от всего сердца за спасение мальчика.

– Да, но как идут переговоры о свадьбе?

– Медленно. Наши отцы пытаются содрать шкуру с освежеванной собаки. Они торгуются по каждому пункту, как финикийские ювелиры.

– О горе! Как бы мне хотелось поторопить их!

Главк улыбнулся.

– Один не может жить с женщинами, а другой не может жить без них! Моя сестра тоже полна беспокойства. Отец улыбается, и говорит то, что обычно говорят родители в подобных ситуациях. Молодежь нельзя предоставлять самим себе, иначе, подгоняемые страстью, они ударятся во все тяжкие, как глупые варвары.

К началу Мемактериона [53] готовая катапульта стояла в Арсенале. Не желая прилюдно потерпеть неудачу в испытаниях, Зопирион попросил рабочих помочь ему испытать ее рано утром в выходной день. Они выкатили катапульту на улицу и поставили у края поля для стрельбы из лука. Зацепив крючком тетиву огромного лука, они при помощи лебедки, установленной на конце бруса с желобом, начали натягивать ее, палец за пальцем. Механизм трещал от напряжения. Профимион – мастер по изготовлению луков – тревожно смотрел на свое огромное произведение.

Наконец, тетиву оттянули за защелку. Зопирион потянул рычажок, поднимающий защелку, и закрепил тетиву. Рабочие начали ослаблять лебедку, и как только шнур повис достаточно свободно, Зопирион отцепил крючок от тетивы и положил одну из стрел в желоб. Стрела представляла собой обычное копье, к древку которого приделали три бронзовых пера‑стабилизатора, как у обычной стрелы.