Изменить размер шрифта - +
А почему, собственно, графу, который интересовал и отталкивал ее одновременно, не помочь ей? Мысль заняться с ним любовью, испытывая при этом к нему ненависть, не была ей неприятной.
     Ей не раз приходило это в голову, и она говорила себе, что поскольку он общается в "Монико" только с ней, то, очевидно, и сам подумывает о том же.
     Однажды вечером, чтобы прощупать почву, она тихо сказала, прижимая, как бы случайно, свою грудь к руке мужчины:
     - Вот вы много говорите о женщинах, и вы их, видно, хорошо знаете. Но не складывается впечатления, что вы широко используете свои знания на практике...
     Он широко улыбнулся и, как ей показалось, испытал какое-то облегчение.
     Сразу же недоброе предчувствие охватило ее.
     - Вот именно! - сказал он, прищурившись. - Я бесконечно ценю женщин, они могут быть восхитительными подружками. Всю жизнь я жалею, что нет у меня сестры. Я, например, был бы счастлив, если бы как-нибудь вы согласились выпить со мной чашечку чая на набережной Круазетт.
     И видя, что она потрясена своим открытием, он спросил ее:
     - А когда вы догадались, что я гомосексуалист?
     Он не сказал "педераст", а использовал термин более научный и элегантный.
     - Вы, кажется, разочарованы?
     - Почему я должна быть разочарована?
     - Я мог бы стать для вас превосходным другом, ибо вы существо чрезвычайно сложное, а особенно привлекательно для меня то, что вы просто скопище пороков. У меня был один друг, который...
     - Спасибо.
     - Да ведь в моих глазах это достоинство, и я вам говорю комплимент.
     Он уже почувствовал, что что-то сломалось и очарование, если оно и имело место, улетучилось.
     - Прошу меня простить. Я ошибся.
     Его последние слова были:
     - Очень жаль.
     С тех пор он больше не появлялся в "Монико", и Селита предпочитала о нем не вспоминать.
     - Как ты думаешь, может, стоит сходить спросить, не закончилась ли операция? - задала вопрос Мари-Лу, которой не терпелось вернуться в свою постель.
     Было одиннадцать часов. Уже около двух часов Флоранс находилась на операционном столе. Мадо, должно быть, еще спала, если только не лежала, вытянувшись в своем кресле-качалке на балконе, любуясь разноцветными фигурками купальщиков на пляже и парусами, скользящими по бухте.
     Но ни одна из них не знала, что в это время Леон вышел в коридор второго этажа и остановил проходящую медсестру.
     - Не скажете, откуда я мог бы позвонить?
     - Обратитесь в канцелярию на первом этаже.
     Там он робко попросил разрешения позвонить, набрал номер "Луксора", который знал наизусть, и был вынужден говорить в присутствии секретарши.
     - Это ты? Да... Нет, еще не кончили. Нет же! Никто не может мне ничего сказать... Дверь закрыта...
     Его голос упал почти до шепота, и он добавил:
     - До скорой встречи...
     Это было сказано так нежно, что он мог добавить слово "дорогая".
     - Это вы ждете семнадцатый номер?
     - Да.
     - Разве вас не предупредили, что операция продлится еще не меньше часа?
     Так что, если вам нужно сделать какие покупки.
Быстрый переход