— Присаживайтесь! — Константин Валентинович указал рукой, и гость-неудачник вынужден был присесть вдали от Алисы. Рядом с ним робко примостилась Нина Григорьевна.

Опытный художник знал толк в утонченных дипломатических оскорблениях. И продолжил их.

— Ну-с, приступим, — с плотоядной усмешкой провозгласил он. — Спиртное наливайте по вкусу, без церемоний. Поднимем бокалы и отведаем. Нина Григорьевна у нас кулинар, с позволения сказать, экстра-класса!

Все это он произносил, поставив «Дивин» рядом с левой рукой — естественно, портретист не мог дотянуться сюда. И очутился перед выбором: то ли клянчить коньяк у хозяина, то ли гордо сделать вид, что ничего не происходит… Выбрал второе. Бросил обидчиво-негодующий взгляд на бутылку, помедлив, взялся за графин.

Естественно, не обошлось без тоста. Говорил КВ. Выражался мудрено. Но если распутать словесные петли, то выходило примерно так: надо выпить за то, чтобы каждый нашел свое место в жизни. Даже, пожалуй, не нашел, а знал. То есть, пусть каждый знает свое место. По одежке протягивает ножки. Вот так сказал — и не придерешься. Иносказание. Под него все что угодно можно подтянуть. Но мне подумалось, что все прекрасно поняли, что к чему. Кто имеется в виду и что имеется в виду. Кому тут не по Сеньке шапка Мономаха. Незримая истина родилась в кругу присутствующих — видимой не стала, но все ощутили ее присутствие.

Выпили. Женщины из деликатности чуть пригубили «Саперави». Я же с удовольствием замахнул рюмку.

Приятное тепло потекло по телу. В мозгу начали расцепляться привычные поведенческие скрепы, окружающий мир стал меняться как-то резче и опаснее, чем я ожидал. И мой разум взрослого мужика, конечно, просигналил: стоп! Стоп машина. Все-таки организм семнадцатилетнего парня не особо рассчитан на такие крепкие напитки.

А хозяин, стараясь излучать приязнь ко мне, уже наполнял рюмки под бессмертное:

— Между первой и второй промежуток небольшой…

Вторую порцию я споловинил, чувствуя, что держу себя в рамках, однако это требует усилий. Впрочем, коньяк сработал как аперитив: я с большим аппетитом отведал холодные закуски, а гусь с черносливом и яблоками был совершенно великолепен. Краем глаза я заметил, что и обладатель винтажной бороды, позабыв обиды, вовсю гложет гусиную ляжку, держа ее обеими руками и манерно оттопырив мизинцы… Ну и вроде бы общая атмосфера пришла в норму, хотя интуиция не давала мне расслабиться. Она угадывала, что контуженное самолюбие живописца опасно бродит, как дрожжи в сельском нужнике. И все это еще может плеснуть фонтаном.

Разговоры при этом велись самые светские, а в какой-то момент Константин Валентинович внезапно спохватился:

— Ух ты! Чуть не забыл. Сейчас же Клуб путешествий по первому каналу! Прошу извинить, но пропустить не могу…

Он вскочил, гремя стулом и припустился к телевизору. Чуть помедлив, за ним потянулась Нина Григорьевна.

Алиса наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

— Папа у нас ярый поклонник этой передачи. А в особенности Сенкевича. Очень уважает его как ведущего.

Все это она произнесла чуть слышно, и я поймал злобный взгляд художника, неизвестно что при этом подумавшего. Вроде бы даже он хотел что-то сказать… Но не успел. За него сказал ведущий «Клуба» Юрий Сенкевич, улыбчиво заполнивший телеэкран своей персоной:

— Здравствуйте, дорогие товарищи!

Советское телевидение — уникальная субкультура, а вернее, особо выпуклая, яркая часть советской культурной Атлантиды. Она, конечно, строилась исключительно планомерно, при глубоком понимании ее воспитательного, а шире говоря, когнитивного значения.