— Очень хорошо, — сказал редактор. — Только надо будет подкорректировать. Смотри…

И он очень профессионально указал мне на недочеты в тексте и подсказал, как их выправить.

— … вот смотри: у тебя тут два союза «но» подряд. Может, и невелика беда, а все же лучше заменить…

— Синоним поставить.

— Именно, — сказал Андрей Степанович с явным одобрением в голосе. — Например: «однако». Или: «хотя»… Ну и так далее. Посмотришь.

В руках у него был остро отточенный красный карандаш — оружие редактора. Быстро и четко он испещрил листок броскими пометками, и по тексту, и на полях, и перекинул мне:

— Поработай над этим, принеси исправленный вариант.

— Когда?

И этот деловой вопрос, похоже, понравился Столбову. Он взялся за перекидной настольный календарь:

— Так… Завтра нет, в отъезде буду целый день. Значит, послезавтра.

Я начал было объяснять ему, что отрабатываю в технопарке, он понимающе кивнул:

— В курсе. Послезавтра в это же время. Решено?

— Да, — я улыбнулся и уже приготовился встать, полагая, что беседа закончена. И лихорадочно соображая, как бы мне выйти на нужную тему… Но Хафиз вдруг сказал:

— Постой, постой. Ты что, уходить собрался?

— Да нет, — мгновенно переиграл я. — У вас же ко мне наверняка вопросы есть?

— Конечно! — подтвердил секретарь. — Мы ведь тебя не знаем толком. Как говорится, анкета анкетой, а неформальный разговор — особая статья. Давай поговорим.

И заговорили. На вопросы о жизни Василия Родионова до 11 августа 1978 года я отвечал очень аккуратно, обдуманно, и в то же время как можно более естественно, простодушно, сознавая, что передо мной матерые странники бумажных джунглей, психологи-практики, умеющие ловить оттенки душевных движений. Мне удалось с задачей справиться: все мои слова звучали совершенно правдоподобно, хотя кое-что пришлось присочинить. Тем не менее, как я понял, это толковище именно так и было построено, чтобы ненавязчиво проверить меня на косвенных вопросах. Уж кто-кто, а советская бюрократия умела это делать.

И вовсе не скажу, что мои собеседники разыгрывали классическую партию «добрый следователь»-«злой следователь». Нет. Оба они были совершенно доброжелательны, и я понял, что я изначально вызвал у них симпатию, но и они все же не упустили возможность «прокачать» меня всякими невинными расспросами, в которых, разумеется, была система.

Итак, я сумел успешно пройти полосу вопросов «до 11 августа». Дальше пошло полегче.

— Так ты в общежитии проживаешь?.. — спросил Хафиз с доверительно-уточняющей интонацией. — В нашем, химфаковском?

И мы немного поговорили об условиях проживания. О них я отозвался одобрительно, совершенно не кривя душой. Да и приятный плюс в виде Любы вряд ли где еще мог найтись, кроме общаги. Об этом бонусе я, разумеется, умолчал, но он сильно повлиял на позитивную окраску моего рассказа.

Тут вопросительная инициатива полностью перешла к комсомольскому секретарю. Да, похоже, ему это просто стало любопытно, без всяких хитроумных подтекстов.

— С кем-то познакомился уже? Что скажешь о них?..

— Да, с рабфаковцами в основном. Есть интересные ребята. Саша Лавреньев, Люба Королева…

— О-о, Королева!.. — вскричал Хафиз, не удержавшись от смеха. — Андрей Степаныч, ну вы же ее знаете! Да и писали как-то о ней, помните⁈

— Ну как же. Это гитаристка, что ли?

— Она самая!.