— Талант, но без царя в голове.

— Точно! Один в один! — восторженно вскричал он, страшно довольный совпадением мнений. — И я то же самое говорил…

Тут секретарь как будто позабыл, что обязан быть замкнут в броню должностной сдержанности. Пустился в увлеченный рассказ о Любе Королевой — персоне, сотканной из противоречий.

— Ох не знаю, что из нее выйдет! Иногда даже… как-то страшновато становится. Она, похоже, и сама не знает, что у нее в мозгах включится через минуту…

Андрей Степанович осуждающе покачал головой:

— Знаю я такой тип людей. Ненадежные. Положиться на них нельзя.

— Да вот это как сказать! — рассудительно возразил Хафиз. — Если она берется за дело, то делает на все сто и даже чересчур. Загвоздка в том, возьмется или нет. Вот это невозможно угадать. Да она и сама не знает. Загорится, а через час остынет, махнет рукой, вот уж тогда ее с места не сдвинешь. Может и матом послать…

Тут секретарь и лицом и корпусом невольно сделал некое неуловимое движение. По нему я безошибочно понял, что такой грустный феномен имел место. Ну, Любе первого попавшегося обматерить влегкую, все равно, что палец обоссать…

Хафиз преодолел секундную запинку:

— А то наоборот: вспыхнет, и так ее занесет, что не знаешь, как остановить. Как-то вздумала такое исполнять со сцены, чуть ли не «Мурку», что ли!.. Наши ее прибить готовы были, честное слово. Ну, думаю, сейчас ведь тебя, дуру, так по башке треснут, что мозги вышибут!

Андрей Степанович едва заметно усмехнулся. И оба они развили веские рассуждения психологического характера, далеко уйдя от Любы. Заговорили вообще о знании людей, о мудрости администратора. Разгорячились. Редактор принялся приводить примеры из жизни…

Я слушал и на ус мотал. Все это было поучительно. Оба деятеля были неглупые люди, хотя и каждый по-своему. Столбов — тот, конечно, нес на плечах практический разум, плод многолетнего опыта. Музафин же при всей своей молодости был умственно хваток, цепок. Метко соображал. Смекалка — это ведь скоростная дедукция, умение набросить на текущую ситуацию запас знаний и выбрать лучшее решение. Пусть даже этот запас и не очень-то велик. Другими словами, от Хафиза можно было ожидать, что он далеко пойдет.

В какой-то момент собеседники мои спохватились, что забрались в отвлеченные материи.

— Однако! — со смехом воскликнул Хафиз. — Как-то мы в другую степь уехали… Слушай, Василий! Ты ведь и с преподавателями уже дело имел? Ну, с Дорониным уж точно?

— И не только.

— Так! И…

Здесь он как будто оборвал себя. И заговорил иным тоном, особо доверительным.

— И ты имей в виду: разговор у нас откровенный. Принципиальный. По-комсомольски! Андрей Степанович, конечно, член партии. И нам важно знать твои впечатления. Вот именно с твоей, студенческой стороны. Тем более свежего человека, первокурсника. Тем более парень ты толковый!

Андрею Степановичу такой поворот темы пришелся заметно по душе. Я отметил, как он подобрался, взгляд остро блеснул из глубоких глазниц.

Про «толкового парня», показалось мне, Хафиз сказал искренне, без всякого двойного дна. Или же здесь открытость и расчет совпали. Что, собственно, неважно. И я тоже ответил искренне, при этом стараясь репутацию «толкового» поддержать. Сказал, что ЛСД произвел на меня самое благоприятное впечатление. Пока не знаю, какой он специалист в своей отрасли, но человек он явно умный, остроумный, знает, как найти подход к людям. Широко мыслящий — и эту фразу я нашел для характеристики декана. Не упустил и то, как подчеркнуто со вкусом он одевается — и нашел, что это существенно для руководителя, тем более в молодежном коллективе.