Оказывается, Андрей Степанович во время войны служил в контрразведке. СМЕРШ — так это называлось в те годы. Попал туда как человек по тогдашним меркам образованный: работал техником на строительстве огромного завода, одного из флагманов второй пятилетки. Учился заочно в институте и посещал литкружок. И когда грянула война, и студента-заочника мобилизовали, то с таким багажом знаний он попал в штаб армии, потом фронта, а потом очень скоро очутился в отделе контрразведки…

Хафиз вздохнул почему-то:

— Ну, а потом жизнь его потерла, помотала… Знаешь, тут роман можно написать! Ну да ладно. Ты сам постарайся вывести его на разговор о Беззубцеве. Думаю, с тобой он поделится… Ну что — пришли? Все, бывай! В комитет заходи в любое время, как к себе домой!..

На этой оптимистичной ноте мы расстались.

Ну что? Я остался доволен. Информация к размышлению порядочная, есть над чем поломать голову. А это дело мне всегда нравилось.

Проходя мимо третьего этажа, я испытал соблазн заглянуть в триста двенадцатую… Но я себя преодолел. Поднялся на четвертый, и уже на подходе увидал, что дверь приоткрыта, и услыхал, как Витек бойко бренчит посудой и даже напевает что-то…

Вот как. Любопытно!

Глава 16

Из приоткрытой двери тянуло вполне аппетитным запахом какой-то пролетарской снеди. Толкнув дверь, я открыл, что источник аромата — алюминиевая кастрюля, над которой дымится легчайший парок. А кроме этого уже стоят тарелки, нарезан хлеб и даже стаканы стоят.

— О! — радостно вскричал сосед, завидев меня. — Базилевс, как ты вовремя! А я было подумал — ну, вот остынет сейчас… Стол накрыт, садитесь жрать пожалуйста!

— С удовольствием… — отчасти на автомате ответил я. — Это что, можно считать торжественным ужином?

— Можно и так, — гордясь собой, сказал Витек.

— Причина?

— А ты не догадываешься? — он хитровато прищурился.

Я догадался.

— Оставили на химфаке?

— Да! — счастливо выпалил он. — Представляешь, сегодня вызвали в деканат и объявили. И говорят: скажи спасибо другу своему Родионову! Прямым текстом. Вот я и говорю! И угощаю. Садись… Нет! Дверь сперва закроем.

Мы заперлись, и как старик Хоттабыч, Витька из каких-то недр торжественно извлек две бутылки «Старопрамена».

— Вот! Подставляй стакан, отметим!

— Ты потише горлань.

— Ух ты, верно говоришь… Уже народ возвращается. Все, последние денек-другой живем вольготно, вот-вот общага заполнится… Слушай! Надо с Санькой перебазарить. Он, говорят, со старостой этажа — рука руку моет, да и с Кондратьичем, с комендантом, у него все смазано, где мазать надо… Я к чему? Надо, чтобы к нам нормальных парней подселили, а не какую-нибудь там шалупонь. Побалакаем с Сашкой?

Все это говорилось параллельно с тем, что Витек накладывал на тарелки вкусно дымящиеся макароны с тушенкой, откупоривал бутылки и разливал пиво по стаканам.

— Конечно, — согласился я. — Разумный ход. Только переговорные позиции надо усилить.

— Ты что имеешь в виду? — насторожился Витька. Стакан с пивом застыл в руке.

Усмехнувшись, я сказал, что Саше надо бы сделать небольшой презент из товаров Кайзера. Пачку «Лаки Страйк», например. Или красивую ручку. Это и есть усиление переговорных позиций.

Витек, слушая это, успел отпить примерно полстакана и слегка потускнеть. Кто-то другой наверняка бы этого не заметил, но я-то уже научился читать мимику приятеля как книжку из серии «Библиотека школьника». Уверен, что и подаренная мне бутылка «Старопрамена» стоила Витьке известной душевной печали, которую он мужественно преодолел, осознавая необходимость отблагодарить товарища.