— Я держал их! Вот этими руками! — совал он в лицо ей свои клешни.
— Это… такие виденья… обман… Кажется, что есть… А там… что придумал…
Её трясло от холода все больше. Зато боль уходила все дальше. Или Маритха от неё уходила.
— И цена им… такая же! — Она зашлась смехом, но её тут же грубо встряхнули, вырвав кучу стонов.
— Что ты мелешь, дура?
— Правду…
Под сводами раздался дикий вопль. Тангар сподобился вернуться. Маритха же не могла беспокоиться ни о чем, кроме того, что делается за чёрной стеною, и потому, когда бывшие хранители сцепились неподалёку от неё, она почти не взволновалась из-за Тангара.
Озноб жестоко сотрясал её, перед глазами принялись мелькать разноцветные пятна. Таких необычайно ярких и чистых цветов тут нет, это она в Храме на озере… несётся над водою. К водопаду. Рука об руку.
Она очнулась. Нарутха стояла над ней и глядела.
— И ты… меня… укоряешь… За что? — Жёлтые глаза не мигали. — Я видела… вечность, — рассказывала она нарутхе. — И ещё… много…
Взгляд зверя стал почти беспощадным, и девушка устало закрыла глаза.
Он вернулся. Он её не бросил. Для его чудесной силы исцелить её — пустяк. Для него все пустяк.
Маритха подошла к нему, чтобы её снова обняли… чтобы искры…
Вот теперь она застонала от другой боли, горше горького, но глаза уже ни единой слезинки не выдавили, не вышло. Никого с нею рядом не было. Только хранители выкрикивали что-то над головою. От них ужасно в ушах звенит, но больно не от этого. Он не вернулся. Это все забытьё. Навеяно…
Нарутха сурово взирала на девушку. А Маритха уже не видела… лишь иногда, урывками. Перед ней кружились обломки её глупой жизни. Мать, что изо дня в день ждала старика Ведателя. Иган, что неловко утешал перед долгой разлукой, а сам так и не собрался возвратиться. Маритха хихикала, глядя на это все откуда-то сверху. Отец, Ниха, муж её… проводники, погонщики, торговцы… дорога в Табалу слилась в одну серую ленту из неотличимых лиц. До одного мига. Встречи. Он спас её. Или нет, не спас… Что-то она позабыла… не важно…
— Спаси её! — услыхала она вопль Тангара сквозь вереницу картинок. Ах да, Тангар ещё, в этих образах, его много, он тут и там. Он любил её.
— Я не могу, — спокойный голос Раванги, тот самый, от которого сердце когда-то плавилось, как жир в жаровнике. Теперь почему-то не тает. Голос другой… или сердце… — Тело повреждено очень сильно. Оно не удержит Нить.
Это чьё тело не удержит?
Это её! Маритху внезапно выбросило из забытья. Какой-то удар. А, это хранители ещё дерутся и хрипло дышат. Уже не кричат.
— Я умираю? — тоненько сказала девушка, даже не прошептала.
— Все мы смертны.
— А Дверь? Она… ещё…
Маритха поворачивала голову, но разглядеть ничего не могла. В глазах темно, от Раванги остался только далёкий голос. Почти не трясло, только подрагивало внутри немного. Тела уже почти нет. Нечему трястись. Нечему болеть.
— Открыта, — донеслось из беспредельности.
Она, кажется, вздохнула. Может статься, Бессмертным одной её смерти хватит.
И снова её унесло. Перед глазами сияли Нити. Чистые, ясные. А там, внизу, фигурки какие-то. Маритха вспомнила: она им обещала. Что ж, этим нечего жаловаться. Она все для них сделала, и не её вина, что так случилось.
Вечность…
Эта надежда — последняя.
Это лицо — уродливо.
Эта ступень — предел. |