— Откуда ты все это знаешь?

— Я читал журналы про монстров, — ответил он, — и посмотрел все фильмы, какие смог. Обычно я говорил маме, что иду смотреть Диснея. И всему этому нельзя верить. Они многое присочиняют, чтобы было страшнее.

Они смотрели на дом. Да, ну и команда, подумала Сьюзен. Старый учитель, свихнувшийся от книг; писатель, мучимый своими детскими кошмарами; мальчик, прошедший курс вампироведения по фильмам и комиксам. И я. Разве я верю? В этот бред?

Она верила. Как Марк и говорил, чем ближе к дому, тем больше чувствовалась опасность. Их разговор и мысли перебивались глубинным голосом, постоянно твердившим «берегись». Кожа ее похолодела от притока адреналина, сердце билось учащенно, колени отяжелели. Глаза обрели повышенную зоркость, замечая каждый протек краски на стене дома. И для всего этого не было видимых причин: людей с ружьями, лая собак, запаха дыма. Только внутренний голос.

Она заглянула в щель в ставне.

— Они там ничего не ремонтировали, — прошептала она. — Какой беспорядок.

— Дай посмотреть. Подними меня.

Она приподняла его к окну, и он увидел пустую комнату под слоем пыли, испещренной множеством следов; оборванные обои, два-три ветхих стула, изрезанный стол. В углах под потолком свисала паутина.

Прежде, чем она успела возразить, он дернул крючок, держащий ставни, и замок распался на два ржавых куска. Ставни с треском приоткрылись.

— Эй! — запротестовала она. — Не надо…

— А что ты хотела? Позвонить в дверь?

Он ткнул обломком ставня в стекло, которое упало внутрь с громким звоном. В нее вполз страх, теплый и липкий, оставляющий во рту привкус меди.

— Мы можем еще убежать, — сказала она скорее себе, чем ему.

Он посмотрел на нее без сочувствия. В его взгляде были только решимость и страх, не меньший, чем у нее.

— Иди, если хочешь, — сказал он.

— Нет, не пойду. Пошли быстрее.

Он вытащил куски разбитого стекла из рамы, взял в одну руку кол и рванул на себя окно. Путь был свободен. Сьюзен полезла первой. Страх все сильнее сдавливал ей живот, как жуткая беременность. Наконец она поняла, что чувствовал Мэтт Берк, когда он поднимался по ступенькам навстречу тому, что ждало его в комнате для гостей.

Она всегда осознанно или бессознательно вставляла страх в простенькое уравнение: страх = неизвестное. А потом сводила проблему к простым алгебраическим величинам, например: неизвестное = скрип (допустим) = скрипнувшая доска = нечего бояться. Это легко объясняло все страхи известного ей мира. Были, конечно, знакомые страхи (не заплывай далеко, не протягивай руку злой собаке, не иди гулять с незнакомыми парнями), но до настоящего момента она не могла представить, что существует такой страх. Все уравнения исчезли. Каждое движение казалось почти геройством.

Она вскарабкалась на подоконник, спрыгнула на пыльный пол и осмотрелась. Запах. Он исходил от стен почти видимыми миазмами. Она попыталась объяснить это мокрой штукатуркой или пометом всех животных, которые гнездятся за этими панелями — крыс, ондатр или даже енотов. Но этот запах был не животным. Он вызывал мысли о смерти.

— Эй, — тихо позвал Марк, появившись в окне. — Помоги.

Она нагнулась, подхватила его под мышки и подтянула вверх так, что он смог ухватиться за подоконник. Скоро он спрыгнул на пол, и опять воцарилась тишина.

Они вслушивались в нее, почти зачарованные. Им чудилось тонкое гудение — звук натянутых до предела нервов. Кругом была только мертвая тишина.

Но они знали, что они не одни.

— Пошли, — сказал он.