|
И когда ветеринар сказал: «Нужно его усыпить», — Марк возразил: «Вы хотите его не усыпить, а отравить газом до смерти». «Да», — ответил ветеринар. «Ладно, — сказал Марк, — только позвольте мне поцеловать его». Он жалел Чоппера, но не плакал. Мать плакала, но через три дня забыла Чоппера, а Марк не забыл. Потому он и не плакал. Плакать — это как вылить вон всю память.
Его расстроило исчезновение Ральфи Глика, потом смерть Дэнни, но он не был испуган. Он слышал в магазине, что Ральфи мог похитить сексуальный маньяк. Марк знал, что такие бывают. Но если бы когда-нибудь такой предложил ему конфетку, он пнул бы его прямо под яйца и убежал. — Марк? — голос матери. — Что, мама? — Не забудь вымыть уши. — Не забуду. Он спустился вниз пожелать им доброй ночи, бросив взгляд на своих монстров: на Дракулу, обнажившего свои клыки над телом девушки, на Безумного Доктора и мистера Хайда. Понимает ли он, что такое смерть? Конечно. Это когда тебя хватает такой вот монстр.
Рой Макдугалл подъехал к своему трейлеру в полдевятого и заглушил мотор старенького «форда». Машину пора выбрасывать. Такая машина. Такая жизнь. В доме ревел ребенок и кричала жена. Прекрасное семейство. Он вылез из машины и тяжело опустился на щебенку, которую сам натаскал к дому прошлым летом. — Черт, — пробормотал он, когда твердые камушки врезались ему в задницу. Он был совершенно пьян. Закончив работу в три, он поехал к Деллу и пересидел там даже Хэнка Питерса и Бадди Мэйберри. Хэнк пропил там всю свою получку и казался совершенно выжатым. Он знал, что Сэнди думает о его приятелях. Ну и хрен с ней. Почему он не может выпить по выходным пива, если всю неделю надрывается на проклятой фабрике? Какое она имеет право упрекать его? Она-то целый день торчит дома и ни черта не делает — только смотрит за ребенком, и смотрит из рук вон плохо. Чертов ребенок опять свалился с кровати. «Где ты была?» «Я его держала, Рой. Но он вырвался». Ага. Вырвался. Он подошел к двери и пнул ее ногой. Нога болела. Но от нее сочувствия не дождешься. Ей бы только валяться на диване и жрать шоколад, или смотреть эти дурацкие «мыльные оперы» и опять же жрать шоколад, или звонить своим подружкам и жрать шоколад. У нее уже прыщи на роже, как и на жопе. Скоро будет невозможно отличить одно от другого. Он вошел, и увиденная сцена моментально прогнала хмель из его головы, как холодный душ: ребенок, голый и ревущий, с текущей из носа кровью, и Сэнди над ним, в перепачканной кровью блузке, с лицом, искаженным страхом и яростью. На полу валяются пеленки. Сэнди, увидев его, вскинула руки, как будто для защиты. — Что тут происходит? — медленно проговорил Рой. — Ничего, Рой. Он только… — Ты его ударила, — сказал он. — Не могла запеленать и побила. Да? — Нет, — сказала она торопливо. — Он упал и разбил себе нос, вот и все. Вот и все. — Я тебе покажу все, — сказал он так же спокойно. — Рой, он же просто разбил нос… — Что у нас на ужин? — перебил он. — Гамбургеры. Подгорели, — радостно сообщила она, вытирая нос Рэнди краем своей блузки. Рой видел складку жира у нее на животе. Корова. Бьет моего ребенка. — Убери его. — Он еще… — Убери его! — крикнул Рой, и Рэнди, успокоившийся было, опять заплакал. — Дам ему бутылочку, — сказала Сэнди, вставая. |
