— Не знаю.

— Я думал, пиво мне поможет, но я не могу пить. Я сделал глоток и поперхнулся. Вся эта неделя… как страшный сон. И я боюсь. Я ужасно боюсь, — он закрыл лицо руками, и Мэтт увидел, что он плачет.

— Майк?

Тот не реагировал.

— Майк, — он осторожно отнял руки Майка от лица. — Пошли ко мне. Переночуешь в комнате для гостей. Хочешь?

— Хорошо, — Майк медленно утер глаза рукавом.

— А завтра я отведу тебя к доктору Коди.

— Хорошо.

— Пошли.

Он хотел позвонить Бену Мейрсу и не стал.

Когда Мэтт постучал, Майк Райерсон произнес:

— Войдите.

Мэтт принес ему пижаму.

— Должно быть, великовата…

— Не беспокойтесь, мистер Берк. Посплю в трусах.

Он уже разделся, и Мэтт увидел, что кожа его ужасно побледнела. Под кожей проступали ребра.

— Подними голову, Майк. Вот так.

Майк послушно поднял голову.

— Откуда у тебя эти ранки?

Майк потрогал рукой шею.

— Не знаю.

Мэтт постоял, потом подошел к окну и запер его. Снаружи нависла темнота.

— Позови меня, если что-нибудь понадобится. Все, что угодно. Даже если увидишь страшный сон. Ты понял меня, Майк?

— Да.

— Хорошо. Я буду прямо по коридору.

— Ладно.

Мэтт вышел, раздумывая, все ли он сделал правильно.

Он не мог уснуть и не позвонил Бену только потому, что знал — у Евы все уже спят. В пансионе живут в основном старики, и если телефон звонит среди ночи — значит, кто-то умер.

Он лежал в постели, глядя, как светящиеся стрелки его часов движутся от одиннадцати к двенадцати. В доме стояла неестественная тишина — быть может, из-за того, что он чутко вслушивался в каждый звук. Дом был старым и выстроенным крепко, в нем ничего не трещало. Слышны были только тиканье часов и слабый свист ветра снаружи. По Таггарт-стрим-роуд не проезжала ни одна машина.

«То, о чем ты думаешь, это безумие».

Но шаг за шагом он приближался к этой мысли. Конечно, как человек образованный, он сразу подумал об этом, когда услышал от Джимми Коди о случае с Дэнни Гликом. Они тогда вместе посмеялись над этим.

«Царапины? Нет, это не царапины. Это укусы».

Все говорило ему, что такого не бывает; это просто плоды буйной фантазии, как «Кристабел» Кольриджа или истории Брэма Стокера. Конечно, монстры существуют; это те, кто держит палец на атомной кнопке, убийцы, насильники. Но не это. Все объяснимо. Метка дьявола на женской груди — просто родинка; вернувшийся домой из могилы в саване очнулся от летаргии; домовой в шкафу, которого боятся дети — стопка одеял. Кое-кто уверен и в том, что уже умер Бог, величайший из монстров.

«Он весь побелел».

Тишина. Мэтт подумал: «Он спит, как камень». А почему бы ему не спать… без страшных снов? Он встал, включил лампу и поглядел в окно. Там виднелась крыша дома Марстенов, облитая лунным светом.

«Мне страшно».

Хуже того: он смертельно испугался. Он перебирал в уме все древние средства: чеснок, святая вода, распятие. У него ничего не было. По вероисповеданию он относился к методистам, но всегда думал, что Джон Гроггинс просто старый мудак.

Единственный священный предмет в доме…

В молчащем доме ясно раздались слова, сказанные сонным голосом Майка Райерсона.

— Да. Входи.

Дыхание Мэтта замерло, потом вырвалось наружу беззвучным криком.