Он улыбнулся, но Дебора понимала, что это маска, под которой прячется с трудом сдерживаемый гнев.

   — Тогда зачем ты написала мне, совершенно неожиданно, попросив встретиться с тобой в этом богом забытом месте?

   — Неужели было так трудно приехать?

   Чарлз метнул на нее холодный взгляд.

   — Я достиг такого положения в обществе, что существует весьма ограниченное количество вещей, которые бы мне было трудно сделать.

   Дебора внезапно поняла: она ожидала, что Чарлз бросит все дела и примчится к ней.

   Именно так он и поступил! Затихнувшая было надежда вновь затеплилась в ее сердце, словно первый солнечный луч посреди зимы. Если она спросит прямо, то скажет ли он, что скучал по ней? Дебби набралась мужества.

   — Так почему ты приехал с такой готовностью?

   Он улыбнулся.

   — Если хочешь знать, дорогая, меня заинтриговало твое приглашение. Последнее время меня мало что интригует, поэтому я не смог устоять перед соблазном.

   Дебора сумела скрыть разочарование.

   — Как, однако, уныло это звучит, — осуждающе заметила она, — и как цинично!

   Его глаза сверкнули подобно голубым льдинкам.

   Это цена, которую приходится платить за успех, дорогая.

   Не пытайся меня растрогать, — заявила она. — Моего сочувствия ты не добьешься.

   Я не собираюсь ничего добиваться. Это ты меня пригласила, так что, по всей вероятности, тебе от меня что-то нужно. Я просто жду, пока ты скажешь, в чем дело.

   Но ты вовсе не торопишься узнать, как мне кажется.

   — Я очень терпеливый человек. — Чарлз улыбнулся одними губами, и впервые за вечер Дебора почувствовала, как у нее от страха по спине побежали мурашки. Она уже просто боялась рассказать ему про сына…

   Честерфилд всегда был щепетилен в вопросах чести. Как-то раз в редкий момент откровения он рассказал Дебби, что однажды воспылал нежными чувствами к жене друга. Презирая себя за это, он держал все переживания в секрете, но женщина, по всей видимости, догадалась о его чувстве и, наверное, сама захотела легкого романа с известным писателем.

   Она дождалась момента, когда ее муж уехал, и приступила к выполнению плана великого соблазнения. Как-то ночью она забралась в постель Чарлза, зная, что тот на вечеринке, и стала дожидаться его возвращения.

   Дебора вспомнила выражение боли на лице Честерфилда, когда он рассказывал, как, вернувшись, попросил женщину уйти.

   — А ты не испытывал искушения позволить ей остаться? — затаив дыхание, спросила тогда она.

   Лежа рядом, такой загорелый и сильный, Чарлз бросил на нее взгляд, заставивший Дебору почувствовать себя маленькой и глупой.

   Конечно, я испытывал искушение, — тихо ответил он. — Запретный плод всегда сладок. Но я очень высоко ценю дружбу. Гораздо выше наслаждения.

   Наслаждения? — спросила Дебби. — Не любви?

   Чарлз холодно улыбнулся.

   — Разве это могла быть любовь? — спросил он. — Чтобы любить кого-то, ты должен знать его очень близко, а это невозможно, если предмет твоих чувств замужем за другим.

   Странно, что тот разговор вспомнился ей именно сейчас, подумала Дебора. Может, какой-то инстинкт самосохранения напоминает ей, как беспощаден и холоден может быть этот мужчина, когда что-нибудь решит?

   Глаза Дебби иногда казались серыми, а иногда голубыми, в зависимости от освещения или от эмоционального состояния.