Себастьян повернулся к женщине, чья кожа была такой бледной, что казалась прозрачной.
— Сара, вы слышите, как поет птица?
— Да, Господь.
Она с трудом выговаривала слова, голос был хриплым, но стоящие перед ней мужчины никогда не слышали ничего более приятного.
— Ты пробился к ней, Себ. Черт побери, тебе удалось! — восхитился Гарри. Себастьян подвинулся поближе. Но не слишком — у Сары была привычка внезапно кидаться на людей, подходивших к ней очень близко.
— Вам нравится, как поет птица, Сара? — спросил Себ, молясь в душе, чтобы дрозд не улетел.
Она снова сердито нахмурилась. Лицо было страшно исхудавшим и раньше времени постаревшим. Сара устала, ей казалось, что она сто лет не спала.
— Скажите мне, о чем вы думаете, Сара, — попросил голос, и она задумчиво потерлась ухом о плечо. У нее приятный голос, у этой птички.
— Спой для Джейни, птичка, — сказала она, но неприятный звук собственного голоса заставил ее плотно сжать зубы.
— Она прикусила себе язык, — заволновался Себастьян, и Гарри кинулся ему на помощь, заставив женщину открыть рот и высвободить кровоточащий язык. Вызвав санитара, он приказал отвести ее в хирургическое отделение. Себастьян смотрел, как Сару уводят. Снова ее лицо стало мертвым.
Гарри заметил его огорчение и дружески хлопнул по плечу.
— Поздравляю, Тил. Ты единственный, кому удалось хоть чего-нибудь от нее добиться за все то время, как она впала в кататонию.
Себастьян кивнул, но на душе все равно было муторно. Еще столько предстоит сделать.
— Господи, как же я устал, — сказал он, невольно повторяя слова своей пациентки. Он работал в больнице уже более пяти месяцев. Сара Кэшман была одной из его пациенток и первой, с кем он хоть чего-то добился.
— Ты знаешь, сэр Джулиус говорил мне, что у тебя талант к таким вещам, — сказал Гарри Чемберлен.
— Как я уже понял, сэр Джулиус хорошо разбирается в людях, посему надеюсь, что он прав, — засмеялся Себастьян, вспоминая свою первую встречу с ним.
В аэропорту Хитроу Себастьяна встретила секретарша сэра Джулиуса, которая отвезла его на снятую ему квартиру. Она находилась в трехэтажном здании времен королевы Виктории на окраине города, в тихом жилом районе. Хозяйка дома была когда-то пациенткой сэра Джулиуса и приняла Себастьяна с распростертыми объятиями. Она показала ему большую, светлую комнату, окна которой выходили в сад. К тому же квартплата была сравнительно невысокой.
На следующее утро он бесстыдно изображал из себя туриста, осмотрев все, что можно осмотреть за один день, — от собора святого Павла до Букингемского дворца. Себастьян много фотографировал — темные казематы лондонского Тауэра, Биг Бен, Тауэрский мост, яхты с высокими мачтами на Темзе. Фотографирование было его единственным хобби, и он весьма в этом преуспел.
И все же, как себя ни уговаривал, он сильно нервничал, когда ехал на такси к своему будущему наставнику в Мейфэр. Его приветливо встретила жизнерадостная, худенькая экономка Вивьен и немедленно провела к своему знаменитому хозяину.
Англичанин до мозга костей, шести футов ростом, с копной седых волос, сэр Джулиус имел такой внушительный вид, что Себастьян в первую минуту растерялся, чувствуя себя не в своей тарелке. Потом хозяин пожал ему руку, и он встретился взглядом с проницательными, всезнающими, ярко-синими глазами. Странное это было ощущение: ему казалось, что его проверяют, ищут слабые места, пытаются докопаться до самых сокровенных секретов.
— Себастьян, а ты не очень-то похож на отца, — заметил великий психиатр.
— Спасибо, — машинально ответил Себастьян и смутился. |