– Угу, знать бы еще какой! – засомневалась я.

    – А может, мы лучше сыр возьмем? – Галина неуверенно бросила на меня взгляд.

    – Ага, вон один кусок лежит. С плесенью! Как раз как ты любишь!

    – Мм, а йогурт у вас есть?

    – Да был какой-то, щас поищу! – Продавщица скрылась под прилавком, а я дернула Галину за рукав.

    – Пошли отсюда! Что-то не внушает мне доверия этот магазин.

    – Да, боюсь, ты права. Только за пиво заплачу.

    – Вот! – Продавщица вновь появилась из-под прилавка, услужливо высыпая на прилавок три помятые баночки.

    – Э-э, давайте остановимся пока на пиве, – вежливо улыбнулась сестра, подавая сотенную купюру, которая тут же скрылась в бездонном кармане толстухи, и предупредительно махнула рукой: – Сдачи не надо.

    Хотя, как мне показалось, продавщица даже не вспомнила о таком недоразумении, как сдача.

    Вдруг сзади послышался шум, и в магазин ввалились, отчаянно ругаясь, две пенсионного возраста женщины.

    – И не надо врать, Петровна! Это твой внучок попер у меня двух курочек, а потом одну обменял на водку у Зинки-продавщицы, а одну с тобой же под закусь и пустил!

    – Что ты на нас наговариваешь? Да мой Гришка чужого сроду не возьмет!

    – Ага, тока пропьет и сожрет! Ну имей в виду, скоро мой Игоречек приедет, он твоему Гришке без наркоза все зубы удалит!

    – А не пойман – не вор!

    – Ах ты, ведьма! Вот как, значит, заговорила? Ну мы у Зинки щас все и вызнаем! Эй, Зинок! – Распихав нас в разные стороны, к заметно притихшей продавщице, таща за руку низенькую толстую бабульку, несмотря на жару, одетую в драповое пальто, грозно протопала чуть полноватая, довольно приятной наружности женщина лет шестидесяти. В джинсах и светлой футболке. Бабушкой, при всем желании, назвать ее язык не поворачивался. – Ну-ка, быстро говори, вчера ее внуку Гришке-алкашу пузырь на бройлера меняла? И учти, у меня есть свидетели! А соврешь – пойдешь как соучастница преступления! Вот только Игорь мой приедет, а он знаешь кто?

    Продавщица покосилась на сопевшую рядом Петровну и молча помотала головой.

    – Адвокат! А может, уже и судья! Так что соврешь – поедешь с моей соседушкой лет на двадцать в тайгу деревья валить!

    – Да за что?! – не выдержала Петровна, сделав попытку выдраться из цепких пальцев соседки. – За твою опухшую от голода курицу, которую ты сейчас за бройлера выдаешь?

    – Ага! Значит, признаешься? Так! Теперь ты, Зинуль. Чистосердечное признание – и отделаешься только извинением!

    – Ольга Николаевна, да на курице же не написано, чья она была! А Гришка, сама знаешь, какой приставучий! Возьми да возьми! Наша, говорит, личная! Тока, говорит, никому ни слова, а то бабка узнает – все мозги прое… гм… проест!

    – Ага! Я так и знала! И запомни, Клавка, еще раз возле своего забора тебя или Гришку увижу, дробовик достану!

    Петровна наконец выдернула пухленькую ручку из цепких пальцев обвинительницы.

    – Да чтоб ты провалилась! Ну и подавись своей дохлятиной! – Плюнув ей под ноги, бабка резво развернулась и потопала к выходу.

    – Ты от меня так просто не отделаешься! Вот вылупятся у тебя цыплята, мне четверых отдашь! А не отдашь – пожалеешь! – Смерив нас изучающим взглядом, женщина развернулась к прикидывающейся холодильником продавщице.