На этот раз, когда она отстранилась от него, он ее отпустил.
Пока она ловила губами воздух, прижимая дрожащую руку к губам и другую к животу, он тяжело оперся о фургон, стискивая перекладины и опустив голову.
— Тебя следовало бы держать под замком.
— Меня?
Сердце Оливии билось так часто, что ныла грудь:
— Это ваших рук дело! Не моих!
— Насколько я припоминаю, мы сделали это вместе, причем нам было очень хорошо.
Она безжалостно подавила захлестнувшее ее извращенное наслаждение.
— Но больше мы этого делать не будем.
— Готов поставить целое состояние на то, что я снова тебя поцелую.
— В таком случае вы проиграете.
Она повернулась, твердо вознамерившись уйти, но он тут же остановил ее:
— У тебя волосы спутаны, Хейзл. А губы распухли от поцелуев. Каждый, кто увидит тебя, сразу поймет, чем ты занималась. И возможно — с кем.
— Не смейте меня так называть!
К несчастью, проверив, в порядке ли прическа, она убедилась в худшем. Шпильки растерялись, и узел распустился.
— Проклятие! — пробормотала она, поворачиваясь к нему спиной и пытаясь исправить положение. Но как скрыть следы поцелуев на губах?
Она нервно облизнулась. Неужели все так очевидно?
Оливия украдкой взглянула на него. Он вполне способен солгать.
Невилл снова прислонился к стенке фургона и сунул руки в карманы. Не слишком изящная поза, и все же он выглядел куда привлекательнее, чем любой из знакомых ей джентльменов.
«Куда привлекательнее физически», — мысленно поправилась она, втыкая в прическу оставшиеся шпильки. Страсть, которую он пробуждал в ней… этого она отрицать не могла, сродни той губительной эмоции, заставившей мать броситься в объятия ее, Оливии, неотразимого отца. Даже она помнила, как отец одним взглядом мог очаровать любую женщину, от ее матери до экономки, горничных и деревенских простушек. Она подозревала, что у него были любовницы, ибо мать наотрез отказывалась здороваться по крайней мере с тремя светскими львицами, хотя причин такой неприязни не открывала.
Но больше всего слез мать пролила из-за Камерона Берда, и не только после его смерти.
Она провела костяшками пальцев по чувствительным губам и в который раз сказала себе, что этому нужно положить конец. Влечение к подобному человеку — настоящая беда. И следует как можно скорее забыть о нем.
Она вздернула подбородок и смело взглянула в глаза лорда Хока:
— Мой отец был похож на вас. Красив и обаятелен. Несносен. Он разбил сердце моей матери. Тогда я была маленькой, но помню, как она была несчастна.
Его синие глаза были непроницаемо глубоки. Но Оливия спокойно добавила:
— Я не собираюсь совершать ту же ошибку. А теперь мне пора.
Она снова повернулась, чтобы уйти, не желая слышать его ответа. Не желая также удостовериться в том, как слаба ее воля. Но он остановил ее, положил ее руку себе на рукав, и они медленно пошли обратно.
Заметив ее злой взгляд, он пояснил:
— Уверен, что даже ваш негодяй отец после танца провожал дам к их семьям и друзьям.
— Не забывайте о мужьях, — бросила она, безуспешно пытаясь освободиться.
— В этом ты не можешь обвинять меня, если только сама не замужем.
Они снова подошли к танцорам, и Оливия, наскоро осмотревшись, направилась к своей компании. Но Невилл по-прежнему не выпускал ее руки.
— Я провожу вас к матери. Не хочу, чтобы меня считали менее очаровательным, чем я есть на самом деле.
Они пробирались сквозь толпы собравшихся, и Оливия облегченно вздохнула, оказавшись среди шелков, муслинов и тонкой шерсти. Оказалось, что Августа танцует с незнакомым мужчиной. |