— Ну, можно посмотреть на все это и с другой точки зрения, — сказал Марино, пока мы, пробирались через пыльные внутренности нашего здания. — Скажем, для Патина один из способов выжить в Нью-Йорке — это на полставки стучать для Спарацино, о'кей? Ведь он мог быть послан, чтобы следить за Марком, а не за тобой. Вспомни, ведь Спарацино рекомендовал эту бифштексную Марку, по крайней мере, по словам последнего. Так что Спарацино вполне мог знать, что Марк тем вечером собирался там ужинать. Спарацино навострил Патина к «Галлахеру» проверить, что собирается делать Марк. Патин так и поступает, сидит и в одиночестве пьет свое пиво, когда входите вы с Марком. Возможно, в какой-то момент он выскользнул, чтобы позвонить Спарацино и сообщить ему новость. Сработало! Дальше — ты знаешь, появляется Спарацино.

Мне очень хотелось верить в это.

— Конечно, это всего лишь теория, — добавил Марино.

Я не могла позволить себе поверить в это. Правда, сурово напомнила я себе, заключается в том, что Марк предал меня. Он — преступник, если верить Итриджу.

— Ты должна учитывать все возможности, — заключил Марино.

— Конечно, — пробормотала я.

Мы прошли очередной узкий коридор и остановились перед тяжелой металлической дверью. Отыскав нужный ключ, я открыла дверь в тир, где эксперты по огнестрельному оружию проводили баллистические экспертизы практически любого стрелкового оружия, известного человеку. Это было скучное, отравленное свинцом, закопченное помещение, целая стена которого была увешана рядами револьверов и автоматических пистолетов, конфискованных судом и, в конце концов, переданных в лабораторию. В подставках стояли ружья и автоматы. Дальняя стена была усилена толстой сталью и изрыта тысячами отверстий от пуль, простреленными за долгие годы. Марино направился в угол, где были свалены в кучу голые торсы, тазовые части, головы и ноги манекенов, производившие жуткое впечатление братской могилы.

— Ты ведь предпочитаешь белое мясо, не так ли? — спросил он, выбирая мужской торс бледного телесного цвета.

Не обращая на него внимания, я открыла футляр и достала сияющий нержавеющей сталью «Руджер». Марино продолжал грохотать в углу пластиком до тех пор, пока не выбрал кавказскую голову с нарисованными темными волосами и глазами, которой и увенчал торс, а затем получившийся бюст водрузил на картонную коробку у стальной стены примерно в тридцати шагах.

— У тебя одна обойма на то, чтобы он стал историей, — сказал Марино.

Зарядив свой револьвер, я взглянула на Марино, который из заднего кармана брюк доставал девятимиллиметровый пистолет. Оттянув затвор, он вытащил обойму, а затем защелкнул ее обратно.

— Счастливого Рождества. — Марино протянул мне его ручкой вперед.

— Нет, спасибо, — сказала я, стараясь быть вежливой, насколько возможно.

— Пять выстрелов твоим револьвером — и ты выбываешь.

— Если я промахнусь.

— Черт, док. Все иногда промахиваются. Недостаток твоего «Руджера» — малое количество зарядов.

— Уж лучше пусть будет мало зарядов, но зато х-оро-шее попадание. А все эти штуки только разбрызгивают свинец.

— У них чертовски большая огневая мощь, — сказал Марино.

— Я знаю. С пятидесяти футов примерно на сто футо-фунтов больше, чем из моего, если я использую патроны «силвертипс».

— Не говоря уже о том, что выстрелов в три раза больше, — добавил Марино.