– Мы будем есть на веранде, – сообщила миссис Гамильтон светским тоном.

– Мама, не хлопочи ты так рада нас, – заметил Джефф – в этом нет необходимости, мы же не гости, а члены семьи.

В ответ мать бросила на него ледяной недоумевающий взгляд.

Подкрепившись кофе с пончиками. Аллегра и Джефф отправились прогуляться по усадьбе, а затем вышли на пляж. Аллегра пыталась избавиться от тягостного внутреннего напряжения. Казалось, от миссис Гамильтон веяло холодом, а Джефф ничего не замечал, ледяная суровость матери, по‑видимому, казалась ему вполне нормальной. Может, он вырос в такой атмосфере, привык и за годы перестал ее ощущать? Но Аллегра не могла себе представить, что значит испытывать любовь и нежность к матери, похожей на айсберг.

Когда они вернулись в дом, миссис Гамильтон уже ждала их на веранде. На столе стояли два кувшина – в одном был лимонад, в другом – чай со льдом. О вине и речи не заходило. Не то чтобы Аллегра испытывала потребность в спиртном, но все же ей это показалось несколько странным. Она села в одно из старых плетеных кресел и стала расспрашивать о доме/сколько ему лет, давно ли он принадлежит их семье. Оказалось, что дом принадлежал двоюродной бабушке Джеффа по линии отца и перешел к ним по наследству после ее смерти тридцать девять лет назад, еще до рождения Джеффа. Как объяснила миссис Гамильтон, Джефф приезжал сюда с самого рождения, вернее, в детстве его привозили, а повзрослев, он стал ездить сам, и когда‑нибудь этот дом будет принадлежать ему. Тут ее лицо вдруг ожесточилось, и она вынесла вердикт:

– Думаю, он его продаст.

– Почему это ты так думаешь? – изумился Джефф. Его немного задело, что мать считает его настолько бесчувственным.

– Что‑то я не представляю, как ты сможешь и дальше жить на востоке, или я не права? – все так же холодно спросила мать. – Ты же собрался жениться на калифорнийке. – Последние слова прозвучали как обвиненне, какие уж тут добрые пожелания по случаю свадьбы!

– Я еще не задумывался, где мы будем жить, – дипломатично ответил Джефф, не желая ранить чувства матери. Впрочем, Аллегре такая предосторожность показалась совершенно напрасной: миссис Гамильтон, казалось, была прочно закована в пуленепробиваемую броню. Мать Джеффа совершенно не походила на ее собственных родителей, более того, она не походила вообще ни на кого из знакомых Аллегры. – Я должен закончить работу над фильмом до сентября, до нашей свадьбы, а потом планирую приступить к новому фильму. Кто знает, сколько это продлится. – Он робко улыбнулся.

Аллегра не верила своим глазам. Что он такое говорит? У нее адвокатская практика в Калифорнии. Более того, она работает в такой области юриспруденции, которой можно заниматься только в Голливуде, и Джефф это прекрасно знает. Впрочем, что бы он ни говорил, на его мать это, похоже, все равно не произвело впечатления, а через несколько минут их позвали к столу, и разговор прервался. Ленч проходил в натянутой обстановке. Лиззи прислуживала за столом, а Аллегра и Джефф безуспешно пытались поддержать светскую беседу.

После ленча Аллегра и Джефф снова вышли прогуляться по пляжу. Когда они остались одни, Аллегра спросила Джеффа, что значат его слова за ленчем.

– Ты же знаешь, что при моей работе я не могу себе позволить переезжать с места на место. Я адвокат в очень специфической области.

Джефф и сам понимал, что его слова сильно встревожили Аллегру, но так он пытался ублажить мать.

– Я сказал это, только чтобы успокоить маму. Она не должна считать, что единственный сын покидает ее навсегда.