Испугавшись, что невольно причинил ей боль, Рон убрал руку и усадил Клэр к себе на колени.

Потемневшие глаза Клэр требовали и умоляли, и Рон понимал, что не может обмануть ее ожидания.

Наклонившись, он приник к ее груди, по очереди покусывая бугорки сосков, прикрытые лишь тонким шелком платья. Участившееся дыхание Клэр подсказало ему, что она вот-вот достигнет пика.

Клэр выпрямилась и потянулась к молнии на его брюках.

– Нет-нет. – Рон удержал ее руки. – Рано.

– Пожалуйста, я хочу тебя.

Он стиснул зубы, чтобы не выругаться. Черт побери, ему и самому хотелось дать волю распиравшему его желанию! Но план состоял в другом. Момент близости еще не наступил.

Ясность мышления исчезала, твердость намерений таяла, а горячее, возбужденное тело Клэр было совсем близко. И Рон хотел ее, хотел сильнее, чем чего-либо другого.

Вместо проклятия с губ Рона сорвался хриплый, протяжный стон.

– Да, милая, я тоже тебя хочу.

Надевая красное платье, Клэр пообещала себе, что не позволит Рону остановиться на полпути. Довольно игр. Она хочет его и намерена получить свое.

– Поцелуй меня, – прошептал он, и Клэр с готовностью покорилась.

Их губы встретились, и теперь уже Клэр завладела инициативой, подстегивая желание Рона игрой языка. Стон, вырвавшийся из груди Рона, вознаградил Клэр за усилия и укрепил уверенность в достижении цели. Обхватив ее бедра, он задал новый ритм, подводя их обоих к грани, за которой начиналось безумие.

– Ну же… – прошептала Клэр и, получив молчаливое согласие, потянулась к молнии.

Добившись успеха, она стиснула ладонью дрожащий от напряжения возбужденный член и несколькими быстрыми движениями едва не довела Рона до экстаза.

Он стиснул ее руку, и Клэр, подняв голову, увидела его горящие глаза.

– Да.

Она приподнялась, и на какое-то мгновение оба замерли в этом положении, дразня друг друга. Первой не выдержала Клэр, и Рон, не меньше жаждавший полной близости, вошел в нее одним быстрым сильным ударом.

– Да, Рон, да!

Ее неистовый шепот слился с его стоном, и они задвигались в унисон, объединенные могучим желанием. Испытав то, чего так страстно желала много лет назад, задыхаясь в его объятиях, теряя сознание в сгущавшемся тумане страсти, Клэр поняла, что не хочет больше жить без того, что им нужно. Губы Рона впивались в ее грудь, терзая искусанный, опухший сосок через промокший шелк платья, его руки гладили ее бедра, одновременно задавая ритм движений.

– Клэр… Клэр… – Рон задрожал, и она поняла, что оба приближаются к финишу.

Его хватило еще на два-три удара, и, когда он оросил ее лоно дождем любви, мир взорвался перед глазами Клэр калейдоскопом радужных огней. Звезды закружились и слились в сияющее белое пятно. Клэр вздохнула, качнулась вперед и прижалась лицом к его плечу. К плечу человека, доставившего ей немыслимое наслаждение.

Она задрожала, тронутая последним порывом стихающей бури, и почувствовала, как напряглись его руки.

– Холодно?

– Мне хорошо, – ответила Клэр. Ее переполняла радость, ей хотелось смеяться, петь, целовать Рона, танцевать. Она могла бы кричать от восторга, прыгать вокруг него на одной ноге или читать вслух давно забытые, а теперь пришедшие на память стихи. Могла, но какой-то уголок души, в котором затаились страх и отчаяние, удерживал ее, говоря, что ради любви нужно отказаться от всего остального.

Ребекка Синклер отступила за кустарник и опустила фотокамеру, но глаз с сидевших в беседке Рона и Клэр не спускала. Ей все еще не верилось в то, свидетелем чего она только что стала и что было зафиксировано теперь на сверхчувствительной пленке ее «Кодака».

Ублюдок! Скотина! Мерзавец! Подлец!

И эта сучка ему под стать.