Лед подтаял, снег стал рыхлым, идти было легче, чем вчера. Лыжники тянулись к Горе от соседних баз и отелей…
На рлзвилкс, рядом с кафе высокий горбоносый человек мыл новенькую черную «Волгу»
– Машина местная, – сказал Юрка, любивший разгадывать номера.
– Наверняка, – кивнул Железняк. – Начальство в кафе сидит.
Горбоносый человек внимательно осмотрел Железняка, сказал спокойно, с достоинством.
– Зачем начальство? Это моя машина.
– Собственная? Ого! – сказал Юрка. – Дороже, чем наша.
Железняк промолчал. «Наша» – это была «их», из нового Юркиного дома, из другой его жизни – с машинами, взрослыми посиделками и вернисажами…
– Я переплатил, – доверительно сказал горбоносый человек, и Железняк понял, что чем то он все же заслужил доверие своего мусульманского сверстника. Может, дело в Юрке – очень уж располагают к себе его блестящие глаза, его любопытство, его всезнание. Нет сомнения, что человеку этому хочется, чтоб мир узнал о его машине, о его благосостоянии, однако важно и то, что они с Юркой заслужили его доверие. Приятно, что они оба, вдвоем, – может, даже их фамильное сходство заметно, а может, у Юрки отцовский дар легко сходиться с людьми.
– Большие деньги, – сказал Юрка.
– Я истопник в отеле, – сказал горбоносый. – Три ставки имею – раз, в кафе одну ставку – два. Но это не главное…
Он внимательно посмотрел на Железняка и сказал:
– Главное – это шерсть. Жена вяжет, дочка вяжет. Каждый день до обеда жена на базар ходит – сто рублей есть.
– Каждый день сто рублей! – восторженно воскликнул Юрка.
– Обязательно, – сказал горбоносый человек и стал снова поливать из ведра свою блистающую машину. Ее черные полированные бока отражали сосны, сугробы, стеклянное кафе, Гору…
– А где ваши бараны? – спросил Железняк.
– Там, – человек обтер руки и махнул куда то в высоту, на Гору или за Гору. – Все там. И бараны и люди…
– Главное – это Гора, – догадался Железняк.
Горбоносый кивнул смиренно и молча обратил взгляд к Горе.
Железняк перехватил этот взгляд и увидел в нем не восторг почитателя природы, не озабоченность эколога, не умиление эстета и не вожделение горнолыжника, а почтительную серьезность, смешанную со страхом и благодарностью.
И рассеялось внизу племя, и еще племя, а над ними – Гора. И послали Мы на них ветер шуршащий в дни ненастные, чтобы дать им вкусить наказание позора в ближайшей жизни…
– Завидую вам, – сказал Железняк, и горбоносый человек принял это как должное.
Он сунул руку в окошко своей машины, взял с сиденья яблоко и протянул его Юрке. Железняк смог оценить этот подарок, потому что на мохеровом базаре яблоки тоже шли втридорога. Яблоки тут были привозные. И вообще, это тебе не кишлачный Таджикистан, а курортный Кавказ…
Они шли назад по лесной дороге, к сверкающим склонам Горы.
«Вот он и достиг, этот кавказский человек, всего, за что борются трудящиеся планеты и чем хвастаются нетрудящиеся… – думал Железняк. – У него большой дом. И в доме – еда, мясо и японский магнитофон «Сони». В гараже его – машина, самая большая на всей улице. И деньги на книжке. Их будет еще больше…»
– Вот видишь, ты позавидовал, когда увидел «Волгу», – мстительно сказал Юрка. – А говорил, что не завидуешь машинам. Не надо говорить.
– Не надо… – согласился Железняк. – Никогда не надо говорить.
Они постояли немного у подножия Горы, наблюдая, как лыжники, закончив долгий спуск, лихо тормозили на виду у зрителей. |