МОУДИ. Ясно, что — объявят свою забастовку, конечно. (Тому). Верно я говорю?

ТОМ. Да, как только вы нас отпустите, мы созовем митинг и объявим забастовку.

МОУДИ. Они опасны, как чума… Кто до этого додумался?

ТОМ. Джо Хилл.

МОУДИ. Тот самый, что сочиняет песни?

ТОМ. Только ему мог прийти в голову такой безумный план.

МОУДИ. Вовсе не безумный. Он себя оправдывает. Расскажи мне об этом Джо Хилле.

ТОМ. Он швед. Приехал сюда лет двенадцать назад. Прокладывал нефтепровод в Калифорнии, строил доки в Сан-Педро, работал лесорубом и на лесопильнях, скирдовал пшеницу в Дакоте, сейчас он добывает медь на ваших шахтах. Одинок. Снимает комнату и столуется у Бена Уинтона и его жены, Хильды. Уинтон — негр, в наших делах он мало что значит.

МОУДИ. Жить у негра! С чего бы это?

ТОМ. О вкусах не спорят. У Джо Хилла нет семьи. Рубаха, штаны да скрипка — вот все его имущество.

МОУДИ. Скрипка? А это зачем?

ТОМ. Он сочиняет для нас песни. (Достает из заднего кармана красную книжечку в мягком переплете и дает ее Моуди, который читает вслух заглавие).

МОУДИ. «Песни, раздувающие пламя недовольства». А у тебя-то она откуда?

ТОМ. Все мы, члены профсоюза, носим в кармане такую красную книжечку. Наше правление в Чикаго только что начало печатать новый тираж — пятьдесят тысяч. Вот как она популярна!

МОУДИ (перелистывая страницы). Здесь много песен Джо Хилла.

ТОМ. Каждые две-три недели он сочиняет новую. Вот эту он написал в Сан-Диего для бастовавших железнодорожников — на мотив «Кейси Джонса».

МОУДИ. Ловко придумано.

ТОМ. Все иностранцы, что работают на Южной тихоокеанской магистрали, выучили ее наизусть и распевали хором. Это их объединило. Они выиграли стачку.

МОУДИ. Об этой стачке мне все известно.

ТОМ (переворачивает страницу). А вот эту Джо Хилл написал для рабочих шерстильных фабрик в Массачусетсе. Сам он там даже не был. Просто написал песню и отослал туда. Они ее пели.

МОУДИ. И одержали победу. Об этой забастовке мне тоже все известно. А теперь, значит, он здесь. Не сочинит ли он песню и для меня?

ТОМ. Он явился сюда со всеми своими песнями. И явился неспроста. Говорит, что такому человеку, как вы, нельзя давать волю в этой стране.

^{Стил хихикает. Макрэй бросает на него свирепый взгляд, и тот сразу же замолкает.}

МОУДИ. Прямо так и говорит?

ТОМ. Он знает подход к людям. Они в него верят. Он собирает их вокруг себя, и они загораются.

МОУДИ. И ты тоже загорелся?

ТОМ. Я?

МОУДИ. Похоже, с тебя станется. Ты от него в восторге.

ТОМ (с горячностью). Зачем вы такое говорите? Я просто хочу, чтобы вы знали ситуацию. Вот и все.

МОУДИ. Что тебе о нем еще известно?

ТОМ. Он ходит на танцы в шахтерские поселки, поет свои песни и играет на скрипке.

МОУДИ. Это несущественно… Сколько ему надо дать, чтобы откупиться?

ТОМ. Он не берет.

МОУДИ. Все берут.

ТОМ. Все, но не он. Это уже пробовали — и не раз.

МОУДИ. Запугать его можно?

ТОМ. И это пробовали. У него здоровенные шрамы на левой щеке. После того как его избили в Калифорнии. Два дня спустя он поднялся с постели — щека еще была рассечена до кости — и стал организовывать забастовку. Он живет своими идеалами. В кармане у него нет ни гроша, а он живет идеалами. В этом он находит счастье.

МОУДИ. Человека всегда можно подловить на его идеалах. Если его нельзя запугать и нельзя купить, мы найдем способ подловить его. Что ты еще о нем знаешь?

ТОМ. Он живет с одной женщиной.

МОУДИ. Вовсе не обязательно быть профсоюзным бродягой, чтобы предаваться таким забавам. Вот, например, судья…

ХОУ (в замешательстве).