Костя в затруднении пожал плечами:

— Да лет… пятнадцать… шестнадцать…

— Вот видите. Могла что-нибудь напутать.

— Не напутает, товарищ полковник!

— Ладно, не волнуйтесь, дадим вам отпуск. Поспеете сегодня к скорому поезду. Присядьте пока… Или что, вещи вам собрать нужно?

— Спасибо, товарищ полковник! — горячо сказал Костя. — Какие мои вещи! Я в пять минут соберусь.

Пока оформляли документы, Костя сидел у стола, до боли стиснув руки. Ему вдруг пришло в голову, что ведь у Светланы тоже уже начались занятия в училище, и, если она сейчас с мамой, значит…

— Да ты не расстраивайся, друг! — сказал полковник. — Воспаление легких — теперь не страшная болезнь. Сульфидин, пенициллин…

— У нее с сердцем неважно, товарищ полковник, она во время войны себя не жалела.

— Она что, хворала в этом году? Весной, например?

— Нет, не хворала.

— А были у тебя весной еще какие-нибудь семейные неприятности?

— Почему вы так думаете, товарищ полковник?

— Думаю, потому что вижу. Посерьезнее ты как-то стал. Четыре года тебя знаю, по документам — старый фронтовик, а вид у тебя был уж больно, — он усмехнулся, — нестарый. Между прочим, увидишь мать — ты ей скажи, что начальник курса тобой доволен. Поскромничаешь ведь, не скажешь?

— Спасибо, товарищ полковник, скажу.

— Ведь ей это приятно будет, чудак! А кроме того — так оно на самом деле и есть.

Костя не решился сразу войти в дом, чтобы не напугать маму своим неожиданным приездом. Он прошел садом и, увидев, что кто-то стоит в кухне, заглянул в окно.

Светлана с печальным и озабоченным лицом протирала над тарелкой яблоки через маленькое сито.

Костя подходил к дому с теми же предосторожностями, как, бывало, в разведку ходил. Не зашуршала трава под окном, ни одна сухая ветка не хрустнула. Светлана не могла услышать его шаги. Но она сразу подняла голову и потянулась к окну:

— Как вы скоро!.. Костя, вы пройдите через черную дверь, только тихо: Зинаида Львовна спит.

Он вошел в кухню:

— Как мама?

Светлана сдержалась и не заплакала:

— Костя, плохо. Ведь она совсем недавно заболела… Ей стало хуже третьего дня. Я испугалась и послала вам телеграмму. Только я неправильно написала. Я не знала, что нужно справку. Я боялась, что вас не отпустят. Сегодня доктор дал мне справку, и мы еще одну телеграмму… Костя, вы к ней сразу не ходите, посидите здесь. Мне нужно, пока она спит, сделать ей кисель.

Светлана поставила на плитку маленькую кастрюлю, сыпала сахар, размешивала крахмал.

«Может быть, ошибается? Может быть, еще не так плохо?»

— Когда будет доктор?

— Завтра утром. Сегодня уже был. Сегодня придет сестра камфару впрыскивать.

Камфару… и доктор бывает каждый день…

— С сердцем плохо?

— Да.

— Светлана, а что мне ей сказать, почему я приехал?

— Вы про телеграмму ей не говорите. Вы скажите, что у вас занятия в этом году с пятнадцатого сентября и поэтому вас отпустили.

— Не могу я так сказать! Мама сейчас же догадается, что я неправду говорю.

Еще мальчишкой был, хотелось иногда скрыть от мамы какие-нибудь похождения, ребята советовали: «Костя, да ты соври что-нибудь матери!» Не получалось.

Светлана по собственному опыту знала, как это трудно, ему же самому говорила прямо в глаза утешающую ложь.

Она сняла кастрюлю с плитки и прислушалась:

— Проснулась, кажется… Посидите здесь, я сейчас.