Стрелка за грязным, закопченным стеклом подскочила к цифре 215.

Ему пришло еще одно воспоминание — воспоминание детства. За их домом на нижних ветвях яблони висело осиное гнездо. Кого-то из братьев — Джек уже не помнит, кого — ужалила оса, когда он качался на старой шине, подвешенной к суку яблони. Дело было к осени, когда укусы особенно опасны.

Вернувшись с работы, отец, в своем белом медицинском балахоне, собрал вокруг себя сыновей — Берта, Майка и маленького Джеки — и заявил, дыша парами пива, что он больше не потерпит ос в своем саду.

Смотрите, как это делается, — ска ал он с улыбкой (тогда он обходился без трости — столкновение с молочным фургоном были еще делом будущего), — может быть, вам это пригодится когда-нибудь.

Он взял грабли и сгреб большую кучу влажных листьев под дерево, где висело осиное гнездо. Потом поджег листья. День был ясным и безветренным. Листья медленно тлели, испуская горький дымок, запах которого запомнился ему к всю жизнь и приходил на память всегда, когда люди в садах сжигали кучи осенних листьев.

Листья под яблоней дымились всю половину дня, пока отец сидел в окружении сыновей на крыльце, опустошая одну за другой пивные банки. Джек сидел на ступеньке возле его ноги и играл большим красным мячом, напевая какую-то песенку: «ваше обманутое сердце… кричит в груди и заставляет плакать… Ваше обманутое сердце… подскажет вам, что делать…»

Перед ужином отец с сыновьями подошел к яблоне. В одной руке у него была мотыга. Он разворошил листья в костре костре, потом поднял мотыгу и ее рукояткой сшиб гнездона землю. Мальчики бросились врассыпную, но отец стоял над гнездом, покачиваясь и помаргивая глазами. Джек подошел поближе. По хрупкой поверхности гнезда ползало несколько ос. Они не пытались улететь. Изнутри гнезда доносилось навсегда запомнившееся ему низкое, мрачное жужжание, похожее на гудение проводов под высоким напряжением.

— Почему они не пытаются укусить тебя, папа? — спросил он.

— Потому что они опьянели от дыма, Джеки. Принеси-ка сюда канистру с бензином.

Он побежал в гараж и притащил канистру. Отец окропил гнездо желтым, как янтарь, бензином.

— Ну-ка, Джеки, отойди подальше, если не хочешь опалить себе брови.

Отец достал из безразмерных складок своего халата коробку спичек, чиркнул одной о ноготь и швырнул ее в гнездо, которое полыхнуло бело-оранжевым пламенем. Гнездо было моментально уничтожено.

— Огонь, — сказал отец, с улыбкой повернувшись к Джеку, — огонь уничтожает все.

Стрелка манометра стояла на цифре 220. Из утробы котла доносился глухой воющий звук. Струйки пара выбивались в сотнях мест из-под старых латок и торчали во все стороны, как иглы на спине дикобраза.

Огонь уничтожает все.

Внезапно Джек очнулся. Он задремал и чуть не проснулся в царстве небесном. О чем, милостивый Боже, он думает! Защита отеля — его обязанность, ведь он смотритель.

У него так взмокли ладони, что он не мог повернуть вентиль клапана, выпускающего пар. Тогда он охватил пальцами его спицы и повернул вентиль на один оборот, другой, третий. Послышалось шипение пара дыхание дракона. Горячий тропический туман вырывался из-под котла, обволакивая Джека. Манометр исчез из вида, и на минуту ему показалось, что он опоздал: скрежет и грохот внутри котла усилились, последовали, один за другим, два резких удара.

Когда часть пара вышла, Джек увидел, что давление в котле опустилось до двухсот и продолжает падать. Струйки пара вокруг заплат на корпусе котла выбивались слабее. Затих и скрежет.

190—180–175. Теперь котел не взорвется. Давление снизилось до ста шестидесяти.

Его нашли мертвым у котла, его руки прикипели к вентилю, горячий пар ошпарил его насмерть.