— Теперь ты рад? Теперь-то ты понял, что ты за отец?

Это она свела его в могилу. Они собирались разойтись, но для него было уже поздно.

И она точно так же, как ее мать, не испытывает никаких сомнений, сваливая всю вину на Джека. Ни малейших. У Венди запылали щеки при мысли, что, повторись такое снова, она поведет себя точно также. И будет думать то же. Она унаследовала от матери часть ее существа — и тут ничего не поделаешь.

— Джек, — начала она, еще не зная, будет ли извиняться или оправдываться. И то и другое было напрасным.

— Не теперь, — ответил он. Денни понадобилось не менее пятнадцати минут, чтобы опорожнить чашку, но к этому времени он заметно успокоился. Его перестала бить дрожь.

Джек серьезно положил руку на плечо сына.

— Денни, ты сможешь в точности рассказать нам, что с тобой случилось? Нам это важно знать.

Денни перевел взгляд с отца на мать. Повисшая тишина еще больше подчеркивала безысходность их положения: снаружи доносились вой ветра, наметающего все новые сугробы, поскрипывание и стоны старого отеля под напором бури. Сознание их оторванности от мира с новой силой ударило Венди в сердце.

— Я хочу… я расскажу вам все, — прошептал Денни. — Надо было рассказать раньше. — Он поднял чашку и подержал ее в руках, словно ища успокоения в ее тепле.

— Почему же не рассказал, сынок? — Джек тихонько убрал с его лба спутавшиеся от пота спутанные вихры.

— Потому что дядя Эл достал тебе эту работу, и я сначала не мог разобраться, хорошо или плохо это будет для тебя. Для меня это была… — Он беспомощно глянул на них в поисках слова.

— Дилемма, — подсказала Венди тихо. — Это когда ни один из выходов не бывает хорошим.

— Ага, — кивнул он с облегчением.

Венди сказала мужу:

— Когда мы ездили с Денни в Сайдвиндер, мы разговаривали о тебе. Помнишь, в тот день, когда пошел первый снег?

Джек кивнул, а Венди вздохнула.

— Боюсь, что мы не закончили тот разговор. Верно, Денни?

— О чем вы там болтали? Я не уверен, что мне нравится, когда жена и сын за моей спиной…

— Обсуждали, как мы сильно любим тебя.

— Все равно мне ничего не понятно. Словно я вошел в кино посреди фильма.

— Мы говорили о тебе, — сказала Венди спокойно. — И, возможно, не все выразили словами, но мы понимали друг друга: я потому, что — твоя жена, а Денни… потому, что он понимает все без слов.

Джек промолчал.

— Денни сказал, что это место тебе нравится. Ты здесь далек от душевных волнений, которые угнетали тебя в Ставингтоне. Здесь ты сам себе хозяин, работаешь руками, чтобы освободить голову для вечерней работы над пьесой. Потом — я не знаю, с каких пор — отель стал влиять на тебя плохо. Ты стал проводить слишком много времени в подвале, корпишь над старыми бумагами, разговариваешь во сне…

— Я разговариваю во сне? — спросил Джек с удивлением. — Неужели?

— Большей частью неразборчиво. Однажды, когда я была в туалете, ты громко сказал: «К черту, бросьте в люк, никто не узнает, никто никогда не узнает». А в другой раз разбудил меня криком: «Снимите маски! Снимите маски!»

— Боже, — сказал он, проводя ладонью по лицу. У него был больной вид.

— И к тебе вернулись прежние привычки: жуешь экседрин, все время вытираешь губы, жалуешься на вялость по утрам.