- Никому.

    - Обещаешь?

    - Обещаю.

    - Правда-правда?

    - Рэй! Тебе не двенадцать лет, в самом деле! Может, еще мизинцы скрестим? Для пущей верности?

    - Было бы неплохо, - мечтательно почесываю шею.

    - Не дождешься! Все, шутки в сторону. Когда ты почувствовал хэса?

    - Когда добрался до рыбки-вонючки.

    - Расстояние?

    Вспоминаю исходную диспозицию.

    - Фута три.

    - А говоришь, не напивался! - Укоризненно замечает Виг, и я пожимаю плечами. Нет, не виновато: всего лишь соглашаюсь с фактом, которым меня ткнули в нос. Тот самый нос, которым и работаю.

    А допрос продолжается:

    - Что смог различить?

    - Неуверенность. Напряженность. Страх. Пожалуй, страха было больше всего.

    Не грешу против истины, но и всей правды не говорю. Да, тоненькая девчушка, которую грубо вывернули из корзины на каменные плиты солдаты Городской стражи, была напугана. Почти смертельно. Но на мгновение пустив в себя чужие чувства, я ощутил то, что было гораздо хуже страха. Отчаяние. Полное и беспросветное.

    Когда человек боится чего-либо, это заставляет его действовать, так или иначе. Прятаться. Бежать. Сражаться, в конце концов. Но когда приходит отчаяние… Не того рода, что бросает людей на поле боя в последнюю атаку, нет. Отчаяние осознания бесполезности действий. Каких бы то ни было. Отчаяние, холод которого заставляет все мышцы цепенеть, и ты можешь лишь обреченно взирать на происходящее, ожидая, пока коса смерти доберется до твоей шеи… Девчушка была больна именно таким отчаянием. А младенец на ее руках не испытывал иных чувств и не знал других мыслей, кроме голода, о чем громогласно заявлял всю дорогу до Поста Стражи.

    Все же, незачем Вигу знать ВСЕ мои впечатления. Делу не поможет, а выворачиваться наизнанку еще раз не хочется. Даже на бумаге, в скупых словах протокола задержания.

    - А другое ?

    Вопрос был задан тем самым тоном, который только подчеркивает важность: нарочито безразличным.

    Я подумал и сказал:

    - Нет.

    - Уверен?

    - Ну-у-у-у-у…

    Виг взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Меньше, чем через четверть минуты, в кабинет вошли двое солдат, сопровождающие виновницу переполоха, оторвавшего ре-амитера от постели больной дочери.

    Хрупкая, это верно. Но не такая уж маленькая, как сначала показалось: макушкой достанет до моего подбородка. Белобрысенькая. Кожа - бледная до желтизны, и вены на кистях рук, вцепившихся в кулек с младенцем, кажутся зелеными. Глаза… Черные. Совершенно. А может, просто зрачки расширены до предела. Да и какая разница? Мне с этой девчонкой по жизни вместе не идти - зачем разглядываю? А впрок: пишу очередную главу своей славной деятельности. Герой! Ха! Ребенка поймал. Даже двух. Теперь мне за это медаль дадут. Большую и деревянную. Как главному борцу с детьми. Потому что хоть они и хэсы, но в первую очередь - несовершеннолетние. А мое грубое вмешательство в нежное детское сознание могло привести к… И привело: вон, с каким ужасом девчонка на меня косится. Даже на прямой взгляд не решается.

    - Что скажете, dan? - Виг нервно постукивает пальцами по столу.

    Не отвечаю, сосредотачиваясь на ощущениях.

    Так, посмотрим. Точнее, понюхаем.

    Рыба. Конечно, куда ж без нее? Отбрасываем. Сухая трава. Наверное, в трюме была солома. Молоко. Теплое и сладкое.