И, слушай, пошто народ здешний так со мной запросто? «Царь? Привет, садись вот с краешку».
— Ну, пап, рассказали им, что государь — он тоже хочет, чтобы у всех дома достаток был, а что живёт роскошно и ест с золота, так иначе его бояре уважать не станут. Людям ведь иногда и подсказать нужно правильную мысль. Так что видят они в тебе не величие, а заботу об их благополучии и мирной жизни. Образ сподвижника, так сказать. Не чужой ты жителям Ендрика. И сын твой, князь Чертознаев, по воле твоей и дорогу построил, и пушки сделал, дабы от недругов народ боронить.
— Нет, шельма ты окончательная, Гриша. И как надумал такое?
— Разные люди народ мутят и не все к доброму зовут. Вот и подумалось вдруг, а почему мне нельзя? Буду и я подмётные грамоты рассылать да людишек на всякие затеи подбивать. Расход невелик, а как-то спокойнее на душе, если в кабаке спорят о том, куда следующую брусовку вести: на восток через боярские вотчины к рыбакам, али сквозь заповедный лес, чтобы хлысты было ловчее к причалам катать. Ну и боярам косточки перемыть, что не хотят землю под прокладку пути отдавать. Или у какого купца сукно плотнее — главное, чтобы тема им была близка.
— Ладно. Не раз ещё поговорим. Кого за себя оставить хочешь?
— Думать буду, папенька. Огорошил ты меня. Тут ведь затей незаконченных ворох, а однодумцы мои не могут всё разом бросить. Федоту тут ещё на полгода хлопот, а мне он на новом месте надобен будет.
— Ну, тогда ступай. Готовься. Скоро поедем.
— Э-э! Батюшка. А давай порознь двинемся. Тебя встретят там, как пристоит, а я тихонько появлюсь. Неприметно.
— Всё каверзы твои. Ладно. Так и сделаем.
Вышел Гриша с чувством, что получил обухом по голове. Столько замыслов оставить придётся до конца недоведенными. И надежда оставаться и далее на тихом спокойном острове развеялась, как дым. И Наташка. Как же она без своих пушек-то теперь? И кого оставить за себя на этом большом хозяйстве?
Кого оставить на хозяйстве — это и есть главный вопрос. Вот с него он и начнёт. И ни с кем не станет советоваться, потому что любое мнение, кроме его собственного, будет высказано в результате обдумывания существенно меньшего объёма информации, чем тот, которым располагает он. А потом, придётся тратить время на обсуждение и споры. В результате всё запутается и превратится в искусственно созданный клубок.
Итак, кто из ближников лучшим образом за всем проследит и, главное, найдёт решения в сложных ситуациях? Кстати, а простых-то тут и не бывает. Федотка бы, пожалуй, совладал, но… чего-то не хватает в его друге. Взгляда вперёд, пожалуй.
Агапий — так этого бывшего рынду Гриц сам до сих пор опасается, хотя на его дворянскую спесь губернаторство легло бы роскошным даром судьбы. Головастый он, инициативный, о деле думает, за то и стал ближником. Правда, и у него чувство будущего не слишком пока заметно. И кураж чувствуется, и ответственность есть. Или может быть — пусть пытается, ведь всему люди учатся. Этот-то — способный.
Есть кандидатура. Однако надо и дальше думать. Он ведь не только из благородного сословия достойных людей здесь знает. И дважды подумал насчёт способности преемника предугадать последствия предпринимаемых шагов. Это обычно свойственно людям старшего поколения — любят они пугать молодёжь предсказаниями грядущих бед. Грядущих, за непродуманными поступками, за непослушанием.
Тогда — боярин Чухнин. Умница этот Фёдор Фёдорович. Кто бы ожидал от него такой восприимчивости к новому. Вот ещё один кандидат.
Однако пойдём дальше. Что-то на краю сознания свербит, какое-то воспоминание. Когда худо казалось, а потом вышло добро. Кондратий-плотник его обманул с северной дорогой, а ныне вдоль неё пришлый народ селится охотно. Да и западный путь обзаводится всё большим и большим количеством посёлков. |