Вернее, что произошло с людьми? Будто сонную одурь с них сдуло. Зашевелилось «обчество», попёрло куда-то. Будто надежда в душах затеплилась. Нужно понять, что это за надежда и… так подстроить, чтобы обмана люди не почуяли. А уж выйдет ли обман — это он поймёт, когда разберётся с надеждою. Поймёт, какой приманкой соблазнил ненароком Ендрикцев.

Вышел на склон правого холма, обращенный к морю. Тут башню поворотную ладят. Вернее, ещё не собирают её, а с платформой, что на ядрах вращается, разбираются. Крепкие парни пытаются её крутить из стороны в сторону, а усатый незнакомый капрал поглядывает в коллиматор и ругается.

— Ну куда вы, остолопы, её рванули?! Проскочили же нужное направление. А ну, давай назад.

Парни дали.

— Не, ну опять лишку. Как вам растолковать, что двигать нужно плавно, чтобы успеть остановиться, когда скажу.

— А ты им сразу скажи на сколь градусов поворотить, а то она ж сперва стронуться не хочет, а потом остановиться, — Грише уже ясно, что это новички. Вернее — опытные артиллеристы, но не здешние, а из других мест. Просто прибыли учиться с новыми орудиями обращаться.

Капрал царевича в лицо не знает. Перед ним просто горожанин, если судить по одежде. И вьюноша этого душа старого служаки требует послать неласковым словом куда подальше. Но места тут необычные, отчего сердце пришлось сдержать и ответить не чересчур грубо:

— Коли умный такой, вот и растолкуй им.

— Все ко мне. Тебя, капрал, я тоже прошу меня выслушать, — Гриша нисколько не смущён. Пред ним поставлена задача, решить которую ни капельки не сложно. Он таких занятий провёл уже много. — Смотрите, тут по кромке нанесены деления. Каждое — это один градус. Каждый пятый градус имеет более длинную риску, а десятый еще длиннее. Зубчики на юбке как раз для того, чтобы всяк мог видеть со своего места, на сколь делений поворачивается платформа.

По местам. Всем смотреть зубцы. Видите?

— Видим.

— Пять градусов ошуй, и-и, рраз!

Чуть проскочили.

— Четыре градуса одесь, и-и, рраз!

Попали.

— Десять и два градуса одесь, и-и, рраз!

Опять попали.

— Теперь с тобой, капрал. Остальным вкруг буссоли стоять и смотреть. Целим в третий буй. Твой визир нынче на нулевой риске стоит, что соответствует воображаемому направлению пушки. Крутим визир и считаем деления. Четырнадцать.

Правильные, по местам! Десять и четыре ошуй, и-и, рраз!

Ставь капрал визир в ноль и гляди, попадает ли взор на мишень?

— Попадает. Ты паря, ступай куда шёл. Мы уж как-то тут и без твоих подсказок управимся.

На такую грубость в Грише волной поднялся гнев. Почуял, как от прилива крови запылало лицо и стали горячими уши. Нельзя в таком состоянии ни молвить ни деять. Повернулся и пошел прочь.

— Десять и три риски одесь, и-и, рраз! — донеслось до него.

Понятно. На четвёртый буй перенацелили.

Надо же, как он грубость воспринял. Не брань даже, просто неблагодарность. Привык, что его кругом знают, а эти новички не знают. А ведь с Кондратием знакомство было при сходных условиях, а потом оказалось, что мужик этот — чистое золото. Вот и выходит, что опираться-то следует на то, что оказывает сопротивление.