На этом и расстались. Гриша уселся за писанину и расчёты: предстояло произвести много непростых действий. Нет, на самом деле оставлять остров он не собирается, но знать об этом должны немногие.

Уже через час первые гонцы с приказами отправились в путь. Некоторые из них вели за собой лошадей под вьюками: порох, синец и сухари оставлять противнику смысла не имело. В конце концов, у рыссов есть время организованно отступить, потому что никто им на пятки не наступает.

Разумеется, об изменении планов (хотя, собственно, планов никаких и не было) раньше всего постарался уведомить прапорщика Тыртова. Его семь десятков пехотинцев — самая ценная и боеспособная часть на острове — так и осталась в крепи огромного лесного массива, получив поддержку продовольствием. Воевод уведомили о том, что боя не предвидится, а будет бегство на столичный остров из одного небольшого рыбацкого посёлка, куда и следует прибыть к указанному сроку — уже завтра.

Пластуны принесли весть о том, что резни в городе не наблюдалось, хотя население победители пограбили и обычные в таких случаях безобразия учинили, после чего колонна численностью до полка выступила в направлении дома боярина Проскурина — ближайшему от захваченного порта крупному поместью.

А потом и стрельцы со своими пушками, и регулярные солдаты, и подтянувшиеся казаки снялись с места, и тоже тронулись на восток к проходу через гряду высоких холмов туда, куда сейчас стягивались рыбацкие лодки и свозились огневые припасы с боярских имений. Началась сложная и многоходовая транспортная операция, помешать которой, даже имей они крупные корабли, сельджуки не в состоянии — у восточного берега мелкие островки так и кишат, и небольшой лодке тут укрыться легче лёгкого. Тем более — ночью. Военных же кораблей, доставивших корпус вторжения, давненько не видно в водах острова. Видимо, они после высадки пехоты отправились за новыми полками.

Сельджуки деловито и последовательно заняли все поместья, в том числе и царское, а их разъезды сновали по дорогам, как у себя дома. Оккупация Ендрика прошла быстро и бескровно задолго до завершения жатвы, которая продолжалась, как ни в чём не бывало.

Единственное, что немного смущало командира экспедиционного корпуса, это то, что остатки рысского войска от него ускользнули. Особенно царевич, выкуп за которого теперь никак не возьмёшь. Зато можно доложить о полной победе и ждать от султана изъявления удовольствия и щедрых пожалований. Естественно — из захваченных земель, так удачно населённых совершенно нераспуганными крестьянами, которые именно сейчас собирают урожай. И собирают они это зерно как раз для него, Аскера-эфенди.

Аскер-эфенди не такой дурак, чтобы кормить за свой счёт несколько тысяч солдат собственного экспедиционного корпуса. Для них, да и для него есть немало дел на других рысских островах. Там, конечно, придётся заплатить за победу кровью правоверных воинов, ведь всё имеет свою цену, в том числе и будущая добыча. А осознавать, что его добро поглощается ненасытными чревами стрелков, обидно. Особенно после столь хитроумно подготовленной и проведённой операции. Так что пусть скорее убывают туда, где их ждёт воинская слава и почести. А в оставляемом гарнизоне достаточно и трёх сотен ртов.

Крестьяне и мастеровые тут покладисты. Кроме раненых, что стонут от увечий в деревне неподалеку от бывших царских теремов, ни одного вражеского солдата ни один разъезд, ни один патруль тут не видел, зато об уходящих лодках, куда, как сельдь в бочку, набивалось убывающее с острова незадачливое рысское воинство, лазутчики доносили несколько ночей подряд. Что же, противник признал своё поражение в этом пункте и ретировался.

Топот копыт конного разъезда за спиной стал отчётливым, и Гриша поспешил сойти с дороги. Остановился, пропуская десяток верховых сельджуков, и склонился в поклоне. Босоногий мальчишка в запылённых портах и драной на локтях рубахе не вызвал у патрульных никакого интереса.