«Больно не будет… Стили Дэн, где ты теперь, и что ты, черт тебя побери, делал все эти годы?..»

Кто-то проговорил эти слова. Ее папа, безликий врач, Каспар, ухмыляющийся Джоэл Липман, Торнтон Филдинг, заботящийся о ней и жалеющий ее, Ник Коста…

Они все произнесли эту фразу вместе и одновременно, видя ее слабость и находясь вне пределов видимости, где-то за до боли ярким лунным светом.

«Больно не будет».

Sabato

Погода менялась, но не так, как ожидалось. Снег не превратился в дождь. На время осадки прекратились, на небе выглянуло солнце, которое милостиво одарило город долей тепла. Наступила оттепель. Скорее всего временная. Потекли в канавы серые, грязные, полные снеговой каши ручейки. По-прежнему стоял страшный холод. Не прекращал дуть с моря резкий ветер, принося с собой острый соленый запах.

Фальконе шагал по виа Кавоур, размышляя на ходу. Думать приходилось серьезно. Прошлым вечером, еще до того как пришло сообщение о Перони, он сделал несколько звонков, осмотрительно задав вопросы, которые не давали ему покоя в последнее время. Теперь, получив не совсем удовлетворившие его ответы, он должен был принять важные решения. До встречи с Виале, назначенной в здании министерства безопасности, оставалось пятнадцать минут. Она должна состояться в девять. Моретти и Липман обязательно придут туда. Люди Фальконе вчера рисковали жизнями, что придало ему некий вес. Ранения Перони не столь серьезны, какими показались на первый взгляд, когда его осматривали в больнице в два часа ночи. Врачи еще раз безжалостно прошлись по разбитому лицу своими острыми инструментами. Потом Фальконе поговорил с ним, Терезой Лупо и курдянкой и без всяких колебаний согласился на первое же требование Перони отдать Лейлу временно на попечение одного знакомого ему социального работника, живущего в Ости. Девочка встала, поцеловала Перони в ту щеку, где не имелось ссадин, и ушла вместе с женщиной-полицейской. А трое оставшихся взрослых еще некоторое время беседовали.

Перони рассчитывал на Лео, надеясь получить какую-то помощь. Ему не нравилось, что американцы манипулируют ими. Фальконе рано утром переговорил с Костой, который придерживался того же мнения. Эмили Дикон поделилась с Ником своими предположениями о том, что сейчас происходит в Риме. А потом американка пропала, оставив все вещи в доме. Коста терялся в догадках, где она могла быть.

Фальконе немедленно позвонил Джоэлу Липману и сообщил ему о факте исчезновения Эмили. И правильно сделал. Оказывается, ее машина тоже пропала. Ему также хотелось узнать реакцию агента ФБР. Казалось, Липман по-настоящему пришел в недоумение. Он был явно озабочен случившимся. Теперь Фальконе имел в своем распоряжении еще одно средство воздействия на американца.

Коста проявлял все признаки тревоги. Эмили имела личные причины отойти от расследования. Однако у всех, кто занимался этим делом, имелись подобные основания. У Перони и Косты — потому что они — и Фальконе — присутствовали в Пантеоне в тот момент, когда пуля сразила несчастного Мауро Сандри. Многим копам такое событие могло показаться дурным предзнаменованием. Для них же — вот почему Фальконе постоянно защищал эту пару — трагическое происшествие стало вызовом, грубым нарушением закона, прорехой на ткани общества, которую необходимо устранить. Их настойчивость привела к тому, что Фальконе стал уважать этих полицейских. Начал делиться с ними информацией и мыслями, какие неохотно сообщал другим сотрудникам. События последнего времени превратили их в команду. Не то чтобы им было легко работать вместе. Коста постоянно напоминал Фальконе, что стал копом ради того, чтобы жизнь в городе была лучше и спокойнее. Эта парочка заставила Фальконе преодолеть самодовольство, избавила от усталости и цинизма, следствия двадцатилетней работы в полиции. Коста и Перони задавали неудобные вопросы о добре и зле в мире, где рушились все и всяческие границы между этими понятиями.