Мередит кивнула, не желая затягивать одностороннюю беседу, и двинулась дальше, так и сжимая в руке телефон. На углу она оглянулась. Девушка стояла на том же месте и смотрела ей вслед.

— Вы и вправду совсем как она! — крикнула она. — Отсюда всего пять минут. Серьезно, заходите!

Глава 12

Мередит совсем забыла о листовке, засунутой в карман куртки. Она ответила на пропущенный звонок — просто агент французского бюро путешествий подтверждал броню номера — и перезвонила в аэропорт уточнить время завтрашнего рейса.

В отель она вернулась к шести, усталая, со сбитыми от хождения по асфальту ногами. Мередит перегрузила кадры на жесткий диск ноутбука и взялась перепечатывать записи, сделанные за последние три дня. В половине десятого купила в баре напротив сандвич и съела его в номере, не отрываясь от работы. К одиннадцати закончила. На сегодня все.

Забравшись в постель, она включила телевизор. Пощелкала каналами, отыскивая знакомый логотип Си-эн-эн, но нашла только запутанный французский детектив на Эф-эр-3 и «Коломбо» на Эн-эф-1 да еще порномаскарад на втором кабельном. Сдалась и вместо телевизора немного почитала, прежде чем погасить свет.

Мередит лежала в уютной полутьме комнаты, закинув руки за голову и зарывшись пальцами ног в хрустящие белые простыни. Уставившись в потолок, она вспоминала тот уик-энд, когда Мэри поделилось с ней немногим известным о ее кровной родне.

Отель «Пфистер» в Милуоки, декабрь 2000-го. В «Пфистере» они отмечали все крупные семейные праздники — дни рождения, венчания, особые события — обычно просто ужинали, но в тот раз Мэри сняла номера на целый уик-энд — запоздалый подарок ко дню рождения Мередит и ко Дню благодарения. Заодно, хоть и было рановато, собирались сделать закупки к Рождеству.

Изящная неброская обстановка XIX века, расцветка в стиле fin de siecle, золотые карнизы, кованые перильца балконов, элегантные ажурные белые занавеси на стеклянных дверях. Мередит первой спустилась в вестибюль и ждала Билла и Мэри в кафе, устроившись в уголке мягкого диванчика. Она впервые в жизни законно заказала вино. «Шардоне Сонома» по семь долларов и пятьдесят центов за бокал, но вино стоило этих денег. Темно-золотистый напиток хранил в себе аромат винной бочки.

Как странно, что именно об этом вспоминается!

Снаружи падал снег. Ровно сыпавшиеся с неба белые хлопья погружали мир в тишину. За стойкой бара старуха в красном пальто и низко надвинутой на лоб шерстяной шляпе закричала бармену:

— Поговори со мной! Почему ты со мной не разговариваешь!

Как та женщина у Элиота в поэме «Бесплодная земля». Гости за стойкой рядом с ней пили «Миллер», а двое ребят помоложе сидели с бутылками «Спречер эмбер» и «Риверуэст стейн». Все они, как и Мередит, притворялись, будто не замечают сумасшедшей.

Мередит только что разошлась со своим приятелем и рада была выбраться на уик-энд из кампуса. Приятелем был преподаватель математики, проводивший в университете свой академический отпуск. У них завязался роман. Прядь волос, откинутая со лба в баре. Он сидит на крышке рояля, пока она играет. Рука, невзначай коснувшаяся плеча в темноте вечерней библиотеки. Из этого и не могло ничего выйти — и сердце Мередит не было разбито. Но секс с ним был хорош, и отношения, пока не прервались, доставляли удовольствие.

Все равно хорошо вернуться домой.

Они проговорили весь тот холодный снежный уик-энд. Мередит задала Мэри все вопросы о жизни и ранней смерти своей родной матери. Все, что хотела и боялась узнать. О своем удочерении, о самоубийстве матери — болезненные воспоминания, как осколки стекла, застрявшие под кожей.

Основное Мередит уже знала. Ее мать, Жанет, забеременела в последнем классе школы на джазовой вечеринке и даже не поняла, что случилось, пока не стало слишком поздно для аборта.