Он упал на свой перевернутый стул, а оттуда грохнулся на пол с шумом, превосходящим тот, с каким падает сброшенный с высоты рояль.
Резко повернувшись назад, я ткнул пистолетом в парня, схватившего меня за локоть. Парень был жилист, как бегун‑легкоатлет, а его аккуратно подстриженные черные волосы по бокам головы хорошо оттеняла маленькая лысина на макушке. Он поднялся с пола, стирая ладонями кровь с лица.
– Ну, ты, – сказал я. – Жопа!
Он уставился на меня.
– Давай‑ка руки на голову и шагом марш впереди меня!
Он заморгал.
Я выставил руку с пистолетом и прицелился в него:
– Выполняй.
Сцепив пальцы на макушке, он пошел, подгоняемый пистолетом, упиравшимся ему между лопаток. Толпа сияющих счастьем людей расступалась волнами при нашем приближении, и вид у них теперь был и не счастливый, и не сияющий. Вид у них был злобный – так злятся осы, если гнездо их разворошить.
Где‑то посередине бальной залы я углядел парня, который стоял за столом с телефонной трубкой в руках. Я взвел курок и прицелился в него. Он уронил трубку.
– Повесь трубку, – приказал я.
Он повиновался, причем рука его тряслась.
– Отступи от стола.
Он сделал и это.
Шедший впереди меня парень с разбитым в кровь лицом выкрикнул, обращаясь ко всем присутствующим: «В полицию не звонить!» – после чего бросил мне: «Тебе не поздоровится».
– Как твоя фамилия? – поинтересовался я, ткнув его в спину пистолетом.
– Съебни!
– Красивая фамилия. Это что‑то скандинавское?
– Ты, считай, покойник!
– М‑м... – Свободной рукой я нащупал его лицо и легонько шлепнул пальцами по сломанному носу.
– Господи боже, – произнесла застывшая от ужаса женщина слева от нас. Съебни охнул и пошатнулся, но удержался на ногах.
Мы достигли двойных дверей, и я остановил мистера Съебни, положив ему на плечо свободную руку и пихнув его под подбородок дулом пистолета. Затем я сунул руку ему в задний карман, вытащил оттуда бумажник и раскрыл его; на водительском удостоверении было проставлено: Джон Бирн. Бумажник я опустил в карман своего пальто.
– Джон Бирн, – шепнул я ему в ухо, – если за дверями нас кто‑нибудь встретит, на лице твоем станет одной дыркой больше. Понял?
Со щек его на ворот белой рубашки капал пот вперемешку с кровью.
– Усек, – выдавил из себя он.
– Вот и хорошо. А теперь мы выходим, Джон.
Я оглянулся на оставшихся позади нас счастливцев. Никто из них не пошевелился. Я догадался, что здесь лишь у одного Мэнни имелся пистолет, который он держал в ящике стола.
– Кто выйдет за дверь вслед за нами, – сказал я немного сиплым голосом, – получит пулю в лоб. Ясно?
Ответом мне было несколько нервных кивков, после чего Джон Бирн толкнул двери – одну и другую.
Я вытолкнул его наружу, не выпуская из рук, и мы очутились на верхней площадке лестницы.
Площадка была пуста.
Я повернул Джона Бирна лицом к бальной зале:
– Закрой двери.
Он закрыл обе двери, после чего я опять развернул его, и мы начали спускаться по лестнице. Мало найдется мест, где было бы так же трудно спрятаться или увернуться от удара, как на ажурной лестнице. Силясь глотнуть, я шнырял глазами туда‑сюда и опять туда‑сюда, но во рту моем было сухо. В середине спуска я вдруг почувствовал, как напряглось тело Джона, и, рванув его к себе, ткнул в него дулом пистолета:
– Подумываешь, как бы сбросить меня с лестницы, а, Джон?
– Нет, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Нет.
– Хорошо, – заметил я. |