В понедельник, после приема, она собралась к Юльке в больницу. На улице ее дожидался Юлькин отец — лысый, краснолицый, с трясущимися руками застарелого алкоголика.

— Может, вместе поедем? — спросил он.

Антонина подумала.

— Нет, ни к чему, думаю, все у нее в порядке, а лишние посещения — лишние для нее волнения. Понятно?

Отец не ответил, молча повернулся, пошел к дому. Антонина проводила его глазами. А вдруг догадался? Что тогда?

«Нет, — сказала сама себе Антонина. — Ничего он не догадался. И никто не догадывается».

Василию она сказала:

— Поеду в больницу, узнаю, как прошла операция.

Голубые глаза Василия потемнели.

— До всего тебе дело…

— Да, до всего, — непривычно резко ответила Антонина. — С аппендицитом тоже, знаешь, шутить не приходится. — Но, посмотрев на расстроенное лицо Василия, сжалилась над ним: — А что, никак уже заскучал?

— Приезжай скорее, — вместо ответа сказал Василий.

«Поговорить с ним насчет Юльки? — подумала Антонина. — Сказать вот так вот, сразу, — давай возьмем ее к себе…

Нет, не стоит. Лучше в другой раз. Лучше тогда, когда Юлька вернется из больницы».

Она провела рукой по щеке Василия.

— Не скучай. Вернусь засветло…

Автобуса до города долго не было.

«Может, пойти пешком?» — подумала Антонина. Она уже было решила пойти, как вдруг увидела Дмитрия Дмитрича, направлявшегося к ней.

Еще не доходя до нее, старик снял шапку.

— Наконец-то свиделись, — сказал он.

Дмитрий Дмитрич, уже лет десять работавший сторожем, несмотря на суровую внешность, был, в сущности, сентиментален, временами даже слезлив.

Он истово поцеловал Антонину в щеку и потом долго вытирал рукавом разом покрасневшие глаза.

— Наконец-то! — повторил он. — Уж как я по тебе, дочка, соскучился. — Помолчал, любовно оглядывая ее. — Хочу завтра к тебе на прием. Как, примешь?

— Отчего же? — сказала Антонина. — Как здоровье, расскажите.

— С давлением помаленьку справляюсь, — начал старик и, откашлявшись, стал обстоятельно рассказывать о том, как он каждый вечер кладет на затылок горчичники и глотает этот самый диуретин, что твой горох…

Подошел автобус. Антонина влезла, но автобус не трогался, водитель раскрыл капот, посвистывая, перебирал резиновые кишочки.

Дмитрий Дмитрич все стоял у окна, поглядывая на Антонину сощуренными глазами.

— Теперь ты законный доктор, — сказал он.

Антонина улыбнулась.

— А ты не смейся, — строго заметил старик. — Нечему тут смеяться, потому высокая у тебя должность, может на всем свете самая высокая…

Пожевал губами, подумал о чем-то.

— Еще я тебе вот что скажу, дочка. Ты гляди, ежели тебе кто что говорить будет, не оглядывайся, проходи мимо…

— Почему проходить мимо? — все еще улыбаясь, спросила Антонина.

Но Дмитрий Дмитрич не ответил на ее улыбку.

— Народ нынче злой пошел, чего было и чего не было — все углядит, наружу вынесет, а ты уж сама тогда разберись, что к чему.

Он вздохнул:

— Видно, правду говорят, жизнь прожить — не поле перейти, то в болото угодишь, а то выше головы захлестнет, не опомнишься…

Водитель влез в кабину. Мотор взревел, и грузное, порядком истрепанное дорогами тело автобуса затряслось, как в лихорадке.