О-фи-геть.

Снаружи она идеальная. А внутри — идеальная в квадрате — узкая, жаркая, скользкая. Захар рыкнул и дернулся вперед, почти до упора. Все, все нежности девочка получила сполна, теперь его очередь!

Уля охнула, и Захар все же замер. Так, как-то надо все-таки не жестить с девочкой в первый раз. Соберись!

Он перенес вес на предплечья.

— Что? Глубоко? — едва смог выдохнуть в нежное горячее ушко.

Она поерзала под ним, провела рукой от шеи по спине вниз, от чего Захар абсолютно неконтролируемо вздрогнул — и впилась ногтями в задницу.

— Мало. Давай глубже.

Ах ты же какая смелая… Ну, держись!

А дальше все было яростно, быстро, глубоко и, к сожалению,

не очень долго. Ну да ничего, еще наверстают.

Именно эта мысль была единственной в пустой и гулкой голове. И почему-то вспомнились — вроде бы совершенно некстати — слова Артура, когда у него родилась дочь. Он сказал тогда:

«Когда ты счастлив, ты хочешь, чтобы это повторилось». А потом добавил: «А когда ты любишь женщину — ты хочешь дочь, похожую на нее».

Захар уже сейчас, лежа рядом с Ульяной и пытаясь отдышаться, понимал, что хочет это повторить. И не раз, и не два.

Он повернул голову. Они лежали на ворохе вещей с Ульяной рядом, практически плечом к плечу. Оба голые, горячие, еще сбито дышащие. У Захара достало сил и какого-то соображения, чтобы не навалиться на Ульяну после. Слишком часто он слышал в свой адрес: «Ты меня задавил, медведь!».

Ульяна через некоторое время тоже повернула голову к нему.

И они так и лежали и смотрели друг на друга молча. У нее был совершенно ошалевший и не до конца сфокусированный взгляд.

Ой, ну если хочешь порефлексировать по поводу произошедшего — теперь можно. Теперь ты уже никуда от меня не денешься.

А сам Захар любовался. Ульяной сейчас невозможно было не любоваться. Густой розовый румянец во все щеку, зацелованные вспухшие губы, разметавшиеся волосы цвета спелой пшеницы.

Взгляд его неизбежно скользнул ниже, к пышней груди и торчащими сосками. Твою мать. Сейчас не только соски у Ульяны будут торчать.

У нее дернулись руки — она явно собралась прикрыться. Ну, тут, в отличие от парной, есть чем. Но вряд ли ей это сильно поможет, потому что…

Захар потянулся губами к ее лицу. И в это время зазвонил телефон.

Твою мать, Настасья Капитоновна! Захар вздохнул. Ладно, спасибо хоть за один раз. И, легко чмокнув Ульяну в удивленно приоткрытые губы, он принялся снова искать свои штаны, где в другом кармане надрывался телефон.

***

Ульяна постепенно остывала. Обретала какую-то устойчивую форму. И возвращалась в трезвое сознание.

И это трезвое сознание рисовало ей такую картину, от которой Ульяне хотелось, как страусу, спрятать голову в песок. Только песка тут не было. Были всякие разные другие вещи. Вон, можно под штаны Захара голову спрятать. А все остальное голое тельце снаружи оставить, да. В самом деле, чего он там не видел? Он там уже все видел! Даже то, что другие не видели!

Ульяна села, трясущимися руками подтянула к себе темно-синий махровый халат — и, путаясь в рукавах, натянула его на себя.

От халата пахло чем-то мужским — гелем для душа, наверное, или парфюмом.

Запретив себе праздновать труса, Ульяна собралась с силами и повернула голову в сторону Захара. Лучше бы она этого не делала!

Именно в этот момент Захар, который уже стоял на ногах, небрежным движением стянул презерватив и ловко бросил его в стоящее в углу мусорное ведро. И так продолжил разговор по телефону в полной наготе.

— Да. Конечно, встретил. Напоил, накормил, приголубил. Да не, я ж как гостеприимный хозяин. Вы как, Настасья Капитоновна? Вот и хорошо.